Мать стояла не сводя с дочери широко раскрытых глаз: рот приоткрыт, одна сторона лица покрыта тонкой мраморной крошкой. Куртка Эстербрука тоже заметно пострадала от пыли, но он даже бровью не повел.
Капитан, обратилась к нему Гвендолин, прошу, продолжайте.
Мисс, вновь склонил голову тот. Стараясь не шевелить опущенной левой рукой, он очень медленно высвободил пряжку боевой перчатки и позволил ей упасть на пол.
Благодарю вас, капитан, сказала Гвендолин. Два шага в сторону, пожалуйста.
Эстербрук повернулся к матери, развел руки в безмолвном жесте бессилия и сделал несколько шагов назад и в сторону от своего оружия.
Нет! фыркнула мать. Нет
Тремя стремительными, широкими шагами она отошла к дверям покоев; их обитую медью древесину доставили сюда из смертельно опасных лесов затянутой туманом Поверхности. Несколько поворотов ключа и дверь оказалась заперта. Мать вернулась на прежнее место с ключом в руке и с гневно вздернутым подбородком:
Ты покоришься моей воле, дитя!
Должна заметить, мама, вздохнула Гвендолин, если продолжать беседу в прежнем ключе, мы разоримся на ремонте.
Перчатка Гвендолин снова взвизгнула, и одна из двух невероятно дорогих дверных створок перестала существовать, обратившись в щепы и искореженные куски металла. Вторая створка была сорвана с петель и улетела в глубину коридора, совершив полный кувырок, прежде чем рухнуть на плиты пола.
Гвендолин подняла руку, пока кристалл на ладони не выровнялся с ее лицом, вслед за чем спокойно направилась на выход к уничтоженным дверям. Охранники за ее спиной начинали приходить в себя, застонали и заворочались. Гвендолин сразу почувствовала облегчение, ведь она вовсе не хотела нанести этим двоим серьезные травмы. В свое время Бенедикт объяснил ей, что с ударами в область головы ни в чем нельзя быть уверенной.
Нет выдохнула мать, стоило девушке с нею поравняться. Гвендолин, не нужно. Не стоит. Ты даже не понимаешь, с каким кошмаром можешь столкнуться
Мать как-то необычно дышала очень часто и неглубоко. Она
Милостивые Строители! Мать плакала.
Заколебавшись, Гвендолин встала рядом.
Гвендолин, прошептала ее мать. Прошу тебя! Мое единственное дитя
И кто тогда, если не я, сможет отстоять честь Ланкастеров в рядах Гвардии?
Гвендолин вгляделась в лицо матери. По тонкому слою пыли тянулись чистые дорожки, оставленные слезами.
Пожалуйста, не уходи, шепнула та.
Гвендолин колебалась. Честолюбия ей было не занимать, разумеется, как и должной, присущей Ланкастерам выдержки, и все же Сердце у нее тоже имелось, как и у матери. Слезы совсем на нее не похоже. Гвендолин еще никогда не видела, как мать плачет, разве что однажды от смеха.
Возможно, ей следовало бы чуть лучше подумать о том, как подать свое решение вступить в Гвардию. Но для разговоров уже не оставалось времени. Запись назначена на это утро.
Она встретилась с матерью глазами и заговорила как можно мягче. Дав себе обещание не плакать. Просто сдержаться, даже если очень хочется.
Я очень тебя люблю, тихонько призналась она.
А после Гвендолин Маргарет Элизабет Ланкастер перешагнула через обломки дверной створки и покинула родные стены.
Вы в порядке, капитан?
Слегка озадачен, возможно, но в целом здоров, ответил тот. А как вы, ребята?
Леди Гвен выдохнул один из охранников, с гримасой боли оглаживая скулу, страшна в гневе.
Стоило бы выказать оппоненту чуть больше уважения, хмыкнул Эстербрук. Отправляйтесь завтракать. После отработаем захваты и броски.
Смущенные охранники неуклюже поспешили на выход, и Эстербрук с явным удовольствием проводил их насмешливым
взглядом. Постоял немного, повернулся к леди Ланкастер и недоуменно моргнул:
Миледи вы плачете?
Конечно, с крепнущей гордостью ответила та. Вы это видели? Она совладала с тремя противниками!
Нас было четверо, мягко поправил ее Эстербрук.
Гвендолин и прежде не сдерживалась, выступая против меня, сухо парировала леди Ланкастер.
Хмыкнув, Эстербрук повел плечом:
Все равно не понимаю. К чему было разводить подобную драму?
Я хорошо знаю свою дочь, ответила леди Ланкастер. Есть только один способ увериться, что Гвен поступит как должно: это решительный запрет поступать именно так, звучащий из моих уст.
Помнится, в свое время кто-то тоже настоял на вступлении в ряды Гвардии, моя госпожа, задумчиво произнес Эстербрук. Так, когда же это
В те времена я была совсем молода и донельзя своевольна, как вам хорошо известно. И все же, уходя, я вела себя совсем иначе.
Разумеется, кивнул Эстербрук. Если мне не изменяет память, миледи, на своем пути вы разнесли в щепки не одну дверь, а целых три.
Леди Ланкастер впилась в его лицо твердым взглядом.
Разве, Эстербрук? Я почти уверена, что вы преувеличиваете.
А также с полдесятка статуй.
Безвкусные поделки, не более.
И та огромная дыра в каменной стене
Мать стояла прямо на пороге. Как еще я могла выйти?
Так все и было, миледи, рассудительно заметил Эстербрук. Благодарю за уточнение. Теперь мне ясно, что подобные сравнения не уместны.
Так и знала, что вы со мною согласитесь, усмехнулась леди Ланкастер. Благоразумия вам не занимать.