В мозгу его вспыхнула аксиома Бене Гессерит: использовать грубую силу значит, оказаться во власти гораздо более могущественных сил.
Я знаю, что сердит тебя, сказала Чани, дотрагиваясь до его руки. Да, племена возобновили старые обряды и кровавые жертвоприношения, но я в этом не участвовала.
Пол, весь дрожа, сделал глубокий вдох. Поток его видений расширился и превратился в тихую глубокую заводь. Течение же ушло далеко, за пределы его досягаемости.
Я хочу ребенка, просила Чани, нашего ребенка. Разве это так много?
Пол погладил ее руку и отодвинулся, потом встал с постели, погасил шары, подошел к балконному окну и отодвинул занавеси. Прямо перед ним в ночное небо поднималась стена без окон. Пустыня могла вторгаться сюда только своими запахами. Лунный свет падал в сад, освещал деревья, влажную листву. Пол видел пруд, в котором отражались звезды. На мгновение он увидел этот сад глазами Свободного: чуждый, угрожающий, опасный изобилием воды.
Он думал о продавцах воды, исчезнувших после того, как он стал щедро раздавать воду. Они его ненавидят, он убил прошлое. Были и другие, даже те, что сражались за драгоценную воду. Они ненавидели его за то, что он изменил их жизнь. По мере того, как, повинуясь приказам Муад Диба, изменилась биология планеты, усиливалось и сопротивление людей. «Разве не самонадеянно, думал он, пытаться взять верх над целой планетой?» А если ему это удастся, то его ждет вся Вселенная. А с ней он сможет справиться?
Он резко задернул занавеси и повернулся в темноте к Чани. Ее водные кольца звенели, как колокольчики пилигримов. На ощупь он пробрался к ней и встретил протянутые руки.
Любимый, прошептала она, я растревожила тебя?
Руки ее, обнимая его, скрыли видения будущего.
Не ты... ответил он. О... не ты.
Старик стоял в дверях, глядя на пришельца своими синими без белков глазами. В его взгляде застыла подозрительность, которую все жители пустыни проявляют по отношению к чужакам. Глубокие морщины прорезали лицо, там, где начиналась белая борода. На нем не было стилсьюта, и он беспокоился о влаге, уходящей через дверь его жилища.
Скайтейл поклонился и сделал условный знак заговорщиков. Откуда-то изнутри, из-за старика, донеслись стонущие звуки семуты. В старике не чувствовалось пристрастия к наркотику, значит, семута слабость кого-то другого. Скайтейл не ожидал встретить в таком месте столь утонченный порок.
Привет, сказал Скайтейл, улыбаясь плоским лицом, которое он выбрал для этой встречи. Потом ему пришло в голову, что старик может узнать это лицо: некоторые Свободные знали на Дюне Данкана Айдахо. Скайтейл испугался, что выбор внешности, которая вначале показалась ему забавной, может в конце концов оказаться ошибкой. Он не рискнул тут же сменить лицо. Он нервно оглядел улицу. Неужели старик так никогда и не пригласит его внутрь?
Вы знали моего сына? спросил старик.
Вот, по крайней мере, одна из условных фраз. Скайтейл назвал отзыв, все время озираясь. Ему не нравилась эта позиция. Улица оказалась тупиком, заканчивающимся на этом доме. Все дома вокруг были выстроены для ветеранов джихада. Они образовывали пригород Арракина, тянувшегося до имперского бассейна мимо Таймега. На улицу выходили сплошные стены серовато-коричневого цвета, кое-где прерывающиеся герметическими дверями. На стенах были нацарапаны непристойности. Рядом с дверью, у которой стоял Скайтейл, кто-то нацарапал, что некий Бернс вернулся на Арракис с постыдной болезнью, лишившей его мужества.
С вами пришел еще кто-то? спросил старик.
Нет, я один.
Старик откашлялся, все еще пребывая в нерешительности.
Скайтейл напомнил себе: необходимо быть осторожным и терпеливым. Контакты такого рода таили в себе особую опасность. Возможно, у старика были причины вести себя так. Впрочем, час соответствует. Бледное солнце стоит прямо над головой. В это время люди сидят в закрытых домах, самые жаркие часы они проводят в дремоте.
Может, старик опасается нового соседа? Скайтейл знал, что соседний дом предназначался для Отейна, некогда бывшего членом ужасного отряда федайкинов Муад Диба. А с Отейном жил карлик Биджаз.
Скайтейл снова взглянул на старика, отметив пустой левый рукав и отсутствие стилсьюта. В старике чувствовалась властность. Он явно не был простым пехотинцем джихада.
Могу я узнать имя гостя? спросил он.
Скайтейл еле сдержал вздох облегчения: его в конце концов примут.
Я Заал, ответил он, называя имя, принятое им для этого дела.
Я Фарок, ответил старик. Я был башаром девятого легиона в джихаде. Это вам о чем-нибудь говорит?
Скайтейл почувствовал вызов в этих словах и сказал:
Вы родились в сьетче Табр, которым руководил Стилгар.
Фарок сделал шаг в сторону.
Добро пожаловать в мой дом.
Скайтейл прошел мимо него в затененную прихожую. Голубой кирпичный дом, сверкающие панно на стенах. За прихожей находился крытый двор. Через прозрачные фильтры проходил свет, сверкающий, как серебро белых ночей Первой луны. Сзади плотно затворилась наружная дверь.
Мы были благородными людьми, говорил Фарок, показывая путь во двор. Не какие-нибудь оборванцы. Мы не жили тогда в таких домах, как вот этот! У нас был свой сьетч в Защитной стене над хребтом Хаббания. Один червь мог отнести нас в Кедом, во внутреннюю пустыню.