Игорь прошел в свою каморку. Он сел на кровать, уставившись в запыленное окно. За окном все тот же серый, деревенский мир. Но теперь этот мир был населен. Не людьми. Призраком. Неупокоенным. Который мог быть везде и нигде. Который ждал ночи. Чтобы снова прийти в этот дом. За тем, что ему было обещано. За родной кровью.
Растерянность Игоря сменилась сфомулированным осознанием. Они не охотники. Они добыча. Запертая в доме посреди поля, кишащего незримыми укрытиями для древнего, голодного зла. И спасения не было. Ни от земли, дышащей пустотой могил. Ни от неба, затянутого свинцом туч. Ни от ночи, которая неизбежно должна была наступить.
Игорь не выдержал. Эта тишина, прерываемая лишь хрипами ребенка и тиканьем старых часов, была хуже крика. Ему нужно было движение, пространство, пусть и небезопасное. Он молча вышел, не встретив ничьего взгляда. Серое, низкое небо по-прежнему давило на землю, превращая день в бесконечные сумерки. Воздух был влажным и тяжелым, словно мокрая шерсть.
Ноги сами понесли его к краю деревни, к руинам того, что когда-то
было церковью. Сквозь частокол голых, мокрых ветвей проглядывали почерневшие от времени и сырости бревна сруба. Крыша давно провалилась в нескольких местах, открывая взору скелет стропил, черневший на фоне свинцового неба. Колокольня скривилась, как подбитая птица, ее крест давно сгнил и упал. Игорь перешагнул через груду битого кирпича и обгоревших балок след давнего пожара и вошел под своды того, что осталось от навеса над входом.
Внутри было еще мрачнее. Полусгнившие половицы скрипели под ногами, проваливаясь в черные провалы подполья. Стены, когда-то расписанные фресками, теперь были покрыты толстым слоем копоти, плесени и паутины. Лики святых угадывались лишь как темные пятна в овалах отслоившейся штукатурки, их глаза казались слепыми и скорбными. В центре, где должен был быть алтарь, зияла яма, заваленная обломками и поросшая жухлой травой. Запах стоял острый: смесь гнилого дерева, влажной земли, старой плесени и чего-то еще металлического, как ржавчина, или, возможно, сладковато-трупного.
Игорь осторожно двинулся вдоль стены, его шаги гулко отдавались в мертвой тишине. Прах столетий лежал под ногами. Он разглядывал резные наличники окон, почти съеденные временем, следы резьбы на уцелевших дверных косяках. Его археологический ум, несмотря на весь ужас происходящего, автоматически фиксировал детали: стиль орнамента, технику обработки дерева. «Старообрядческое влияние? Или просто провинциальная архаика?» пронеслось в голове.
И тут он услышал. Не сразу. Сначала показалось, что это скрип балки на ветру. Но ветра не было. Воздух был мертвенно неподвижен. Звук повторился. Глухой, скребущий. Не сверху, не сбоку. Снизу. Как будто из-под этих самых провалившихся полов. Игорь замер. Не страх сжал его сердце скорее холодное, ясное понимание. «Оно. Здесь». Или не оно. Но что-то там было. То, что не должно было быть под развалинами церкви. Звук был не громким, но отчетливым в гнетущей тишине: скрежет, словно камень о камень, или коготь о дерево? Потом тихий, влажный шорох, как будто чтото тяжелое и мокрое перевалилось в тесноте. Игорь прислушался всем телом. Без страха, или паники. Только фокусировка. Он мысленно представил пространство под полом: сырую землю, корни деревьев, проросшие сквозь фундамент, возможно, старые склепы, заваленные мусором. «Укрытие. Где свет не проникает». Слова Александра эхом отозвались в сознании. Звук не повторился. Но ощущение присутствия, тяжелого, древнего, затаившегося в этой подземной тьме, повисло в воздухе, плотное, как туман. Игорь медленно отступил к выходу, не спуская глаз с черного провала в полу. Разум лихорадочно работал: «Выход? Нора? Лаз? Или просто живет там, в земле?» Он вышел на серый свет, чувствуя спиной пустоту развалин, теперь уже не просто заброшенных, а населенных тишиной.
Возвращаясь в дом, он застал Татьяну одну в горнице. Александр и Иван еще кололи дрова за сараем, их приглушенные удары топора доносились с задворок. Бабка Агафья, видимо, ушла к Пете. Татьяна стояла все у того же окна, но теперь она повернулась спиной к стеклу, ее руки бесцельно теребили край фартука. И тут Игорь заметил. На ее бледной, тонкой шее, поверх выцветшей домотканой кофты, на простом кожаном шнурке висел медальон. Не крестик, не ладанка. Это была старая монета. Довольно крупная, темная от времени, но с еще различимым профилем какого-то короля или императора на одной стороне. Сложный геральдический узор проглядывал на ободке.
Игорь подошел ближе. Его интерес археолога, заглушенный событиями последних дней, на мгновение вспыхнул.
Татьяна, простите начал он осторожно, стараясь не спугнуть ее и без того отрешенное состояние. Этот медальон Монета? Очень старинная на вид.
Татьяна вздрогнула, словно очнувшись от глубокого сна. Ее пальцы инстинктивно сжали монету, пряча ее в ладони. Глаза, обычно опущенные или устремленные в пустоту, мельком встретились с Игоревым взглядом. В них не было страха, но была глубокая, непроницаемая усталость и что-то еще щемящая грусть.