мутным камнем, вобравшим в себя весь мрак гробницы.
«Золото Вот оно» Мысль пронеслась, как искра, и тут же погасла, сметенная волной первобытного страха. Это было неестественно. Это было кощунственно. Мертвец выглядел не разложившимся за полтора века, а словно законсервированным. Очень странно.
Тень в гробнице шевельнулась. Не тень от вспышки тень внутри. Сухая, пергаментная рука в истлевшем рукаве как-то резко дернулась. Не упала, не рассыпалась, а именно двинулась. Плавно, неестественно, как будто ею управляли невидимые нити. Холодные, жесткие, как мореный дуб, пальцы неожиданно впились в запястье Никифора, который инстинктивно потянулся к цепи. Прикосновение было как удар ледяным, парализующим, выжигающим все мысли, кроме чистого страха.
Никифор вскрикнул хриплый, животный вопль, заглушенный каменными стенами и оглушительным раскатом грома, обрушившимся прямо над руинами. Он рванулся назад, пытаясь вырваться. Однако рука мертвеца была неодолимой древней, окаменевшей хваткой, не поддающейся живому усилию. Боль! Острая, жгучая боль в горле! Что-то холодное и острое вонзилось в шею снизу, чуть выше ключицы. Не клыки что-то другое? Металлическое? Холод, как вода из проруби, хлынул внутрь, разливаясь по телу, вытесняя тепло и силу. Слабость накатила черной волной, сбивая с ног. Темнота поползла перед глазами.
Последнее, что он услышал влажный, булькающий звук прямо у своего уха, и вонь смесь вековой пыли, тлена, крови и меди. Последнее, что он увидел в ослепительной вспышке молнии холодный, бездонный мрак внезапно открывшихся глазниц судьи Фаддея Игнатьевича П., и тусклый блеск золотой (?) цепи, качнувшейся от движения.
Глава 1
Двадцатишестилетний Игорь Сорокин, весь вид которого кричал об удачно проведенном времени на море, ввалился в кабинет главного редактора с улыбкой, готовой осветить и более мрачные места. Он был в легкой, чуть мятой льняной рубашке цвета хаки с расстегнутым воротом, открывавшим начало загара. Загорелое лицо, ясные голубые глаза, чуть растрепанные светлые волосы он выглядел как воплощение летнего благополучия. В руках он держал смартфон, на экране которого мелькало фото с пляжа: он, заливисто смеясь, обнимал симпатичную брюнетку, которая, как свидетельствовало из других его фото в гаджете, была явно не Ларисой, его невестой.
«Отличный выезд! Марина огонь. Жаль, только на выходные. Лариска, конечно, не узнает Ладно, отработаю пару статеек, и можно снова в бой. Главное не перепутать имена в СМС.»
За столом, похожим на поле боя после артобстрела заваленным стопками бумаг, гранками, пустыми стаканчиками из-под кофе и пепельницей с окурками, торчавшими как белые флаги сидел главред Аркадий Петрович Волынский, недавно отпраздновавший пятидесятипятилетие. У него уже было все, что предусматривал этот возраст: густая седина, крупные черты лица, изрезанные глубокими морщинами усталости и ответственности. За стеклами очков умные, проницательные глаза, сейчас прищуренные от напряжения и дыма дешевой сигареты, которую он нервно докуривал. Его видавший виды пиджак небрежно висел на спинке стула, рукава рубашки были засучены, галстук ослаблен. Он походил на старого льва, загнанного в угол дедлайнами.
А, Сорокин! Вошел, наконец! голос Аркадия Петровича был хрипловат от курения и напряжения, но в нем чувствовалась привычная властность. Он ткнул окурком в пепельницу, не глядя. Садись. Отпускное сияние с лица сотри, мне нужна голова ясная.
Игорь непринужденно плюхнулся в кресло напротив, откинувшись на спинку.
Аркадий Петрович! Ясен пень, голова как прозрачный лед. Только что с моря, энергии через край! Чего надо? Его тон был легким, чуть фамильярным, но уважительным. Он знал границы. И знал, что Волынский ценит его оперативность и умение «достать» материал, даже если иногда и приходилось «срезать углы».
Аркадий Петрович сгреб со стола папку, сдувая с нее невидимую пыль.
Нужна поездка. Не так уж и далеко, но специфично. Деревня. Глухово, слышал? Он посмотрел на Игоря поверх очков, изучающе.
Игорь на мгновение задумался, перебирая в памяти географию поручений.
Глухово
Звучит как-то глухо? Он усмехнулся своей шутке. Кажется, где-то в Костромской глубинке? Леса, болота, медведи на улицах?
Примерно так, кивнул главред, открывая папку. Внутри лежала распечатанная карта, пара вырезок из региональных газет, лист с контактами, написанный от руки корявым почерком. Медведей не обещаю, но атмосфера специфическая. Там недавно был скажем так, инцидент. Не криминал, слава богу, по крайней мере, официально. Местный житель скоропостижно скончался. Но шепотки пошли, пересуды. Нечто странное. Архаичное.
Игорь насторожился, профессиональное любопытство зажглось в глазах, но тут же притушилось скепсисом.
Странное? В смысле, НЛО или домовой? Он не смог удержаться от легкой насмешки. Чего только не придумают в деревне, чтобы развлечься.
Волынский хмыкнул, доставая из папки листок с контактами.
Хуже. Люди. Их реакции. Суеверия, какие-то дикие обряды страха. Словно не двадцать первый век на дворе, а темное средневековье. Вот что нам нужно. Не сенсация, не криминал. Этнография. Этнография живого, дышащего мракобесия. Уникальный быт последних могикан глубинки, застрявших в прошлом. Последние отголоски архаичного сознания перед лицом смерти. Он говорил с нажимом, как бы продавая идею. Материал для большого очерка. Например: «Тени забытых предков: как смерть будит древние страхи в русской глубинке». Звучит?