Первым пришёл в себя Виктор Иванович.
Ни один тоннель в мире не может сравниться с этим исполином! чуть не воскликнул он от удивления. Даже станция «Маяковская» в подземном метро столицы имеет высоту двадцать один метр, а она считается самой высокой на всей планете. К примеру, лондонское метро шестнадцать метров, как пятиэтажный дом. А тут что же, вся четырнадцатиэтажка поместится?
Обратите внимание, добавил Павел, всё ещё водя лучом в поисках потолочного перекрытия, стены круглые, а значит и потолок тоже. Мы внутри огромной трубы, или, если хотите бочки. Стоп! он потряс фонарём. Я, кажется, вижу покатое перекрытие потолка. Он прищурился.
Я тоже вижу, повернулся Андрей, принимая более удобную позу. Посвети вон туда, Паша. Точно! Вижу потолок. Круглый, с идеальным поперечным сечением. Это ж какой гигантский земляной снаряд тут работал?
А, точнее, ледяной бур, поправил профессор. Такую толщу льда ещё пройти надо!
Наступила пауза. Каждый приходил в себя по мере созерцания грандиозной подземной скважины. Горизонтальной, причём, скважины.
А кто-нибудь заметил, как внезапно оборвался буран? подал голос Андрей. Как только нас завалило, так моментально всё и стихло. Как будто стихия только этого и ждала. Раз! и всё. Обвал произошёл, и ураган в один момент затих, словно обрубило.
Да задумчиво ответил Виктор Иванович. Ты прав. Такое ощущение, что этот снежный шквал был как бы это точнее высказать будто им кто-то руководил, что ли
Но это невозможно! Как это «руководил», однако? Он ведь начался, когда мы ещё только подходили к торосам. И вообще, что это за сила такая, которая может управлять погодой и природой?
Смотри, как бы Виктор Иванович не отослал тебя на материк, когда атомоход придёт с новым пополнением. Он ведь видит, как ты спирт целыми днями глотаешь из своей фляжки. На следующую вахту он тебя явно не оставит.
А я и не прошусь. Надоело мне здесь. Сыт по горло этими снегами, морозами, вьюгами. Вот получу свои «вахтенные» последний раз и на юг, к пальмам, песочку, раздетым женщинам. Впрочем, усмехнулся он тут же, куда южнее-то. И так почти у южного полюса находимся.
А я вот ни разу на море не была, мечтательно проговорила Вера. Как родилась в Мытищах под Москвой, так и прожила там, пока сюда два года назад Виктор Иванович не взял. Разве что ещё в начале восьмидесятых на БАМе побывала.
Это у тебя на руке оттуда? показал он на татуировку змейки.
Ага. Ошибка молодости. Хипповали мы тогда. «Роллинг Стоунз», «Битлз», ну и всё к ним в придачу: травка, бусы, портвейн, джинсы с ворсом.
А почему именно кобра?
Первый муж настоял. Я с ним на БАМе познакомилась, он меня и втянул в свою компанию. Их было уже человек тридцать, и называлось всё это «Системой». Вот, кто в этой шараге был, те и выкалывали себе кобры на руках.
И где они все сейчас? Где муж?
Кто его знает. Разбросало по свету после перестройки. Остепенились только пару человек, как и я. Остальные, кто поумирал, кто канул в безвестности. Всех и не вспомню. Муж умер от передозировки. Давно, молодым ещё.
Ясно. А сейчас ты за вторым замужем?
В разводе. Иди за баллоном, много спрашиваешь!
Хм подмигнул ей Трофим. Так поехали со мной в Крым, куда-нибудь в Симеиз или Алупку я те места неплохо знаю. Я ведь тоже холостой, а там море, горы
Нужен ты мне! фыркнула женщина. От тебя спиртом прёт, Крым твой под воду уйдёт от твоего перегара.
Там знаешь, какие вина? ничуть не обидевшись, продолжал Трифон, натягивая шапку и рукавицы. Мускат, мадера, токай, чача виноградная!
Да винца бы я крымского попробовала однако тут же спохватилась. Но не с тобой! Ты идёшь, наконец, за баллоном, или мне снова Виктора Ивановича вызывать?
Трифон вздохнул, нацелился было шлёпнуть ладонью ниже спины, но увидев грозный взгляд Веры, счёл благоразумным поспешно ретироваться: рука у хозяйки была тяжёлая. Вышел за порог и пригнулся от ветра. Навстречу как раз шли Гриша с Анютой самые молодые на станции, и самые неразлучные. Снег дул им в спины, и они беззаботно смеялись, не обращая никакого внимания на внезапную перемену погоды.
Вы откуда? подозрительно спросил Трифон. Очень уж он не любил, когда люди вокруг него веселились, а у самого не было никаких причин впадать в прекрасное расположение духа такой уж был человек замкнутый, одинокий, себе на уме.
Из радиорубки, весело откликнулся Гришка. Хотели по большой радиостанции связаться с нашими, но и она их не ловит. Предупредить бы их, что буран нешуточный надвигается. У Анюты все датчики зашкаливают. Нас он, вроде бы стороной пройдёт, а вот там, на границе земли Уилкса и Королевы Мод, как раз и предвидится.
Видно, что они в него уже попали, и что-то случилось, раз молчат, озабоченно подхватила очаровательная девушка, лет двадцати двух, черноволосая, тихая и застенчивая любимица всего коллектива. Гриша так тот вообще в ней души не чаял. Радистом он был тут только вторую вахту, но уже освоился, и был в команде незаменим по части радиосвязи, как с материком, так и с соседними станциями на просторах Антарктиды. Рубаха-парень, молодой, на год старше Анюты, обожающий всё новое и неизведанное, и если бы не сын профессора, не видать бы ему ни пингвинов, ни Антарктиды в целом. Это он лично упросил, чтобы сын поговорил с отцом, и тот взял бы его радистом на станцию «Мирный». Так и вышло два года назад. Гриша Виктору Ивановичу понравился сразу, и с согласия Павла они взяли его с собой.