Так что была не была. Если выдержишь то, что я тебе уготовил, так и быть отпущу на все четыре стороны. И даже не стану преследовать. Представляешь никогда больше не появлюсь у тебя на горизонте. Веришь в это? Нет? Ладно, тогда ответь на другой вопрос. Ты в курсе, что нож при себе иметь необязательно, когда дело касается языка? Язык вырвать голыми руками очень непросто. Так мало кто умеет. Но не переживай! Тебе повезло! Я один из редких знатоков этого старинного искусства.
Чак выпучил глаза и яростно забился. Тогда убийца вскинул кулак. Один удар и перед глазами поплыли звёзды с американского флага: с мускулистой руки истязателя на чёрную футболку Чака натёк пот. Крик ласково похлопал Делори ладонью по щеке и продолжил:
Ты же знаешь, мой хороший. Убивать и калечить тоже работа. Думаешь, треплюсь зря? Вообще, я не любитель трепаться, но знаю, что ты теперь никуда от меня не денешься. И хочу потянуть время, чтобы ты лежал и думал, как Селия, когда же тебе будет очень, очень больно. Я покажу, как это делается. Так умеют лишь те, кто часто свежует туши и с мясом ну вот таким, как ты хорошо знаком.
Он рассмеялся и раскрыл Чаку рот пошире. Тот пытался сомкнуть челюсти. Крик с силой их раздвинул.
Я мог бы вырезать в твоём языке дырку, просунуть туда крепкую леску или верёвку и подвесить тебя к во-о-он той балке
Он ухмыльнулся, указав пальцем на потолочную перекладину. У Чака от ужаса по загривку пробежала дрожь, и он вперемежку с рыданиями застонал. Крик отмахнулся:
Но подумал, что это чересчур. Леска быстро его оборвёт, и дальше всё будет неинтересно. Так пытали своих пленников мафиози или боевики ещё лет десять или двадцать назад Но я же не такой, как они. Я борец за добро и, мать вашу, сука, справедливость. Без пяти минут
чёртова почти-что-Сейлор-чтоб-её-Мун!
Он крепко схватил Чака за кончик языка и зажал его большим пальцем на уровне нижней губы, а потом проник рукой глубже в рот и надавил на корень. Чак едва не сблевал, инстинктивно рванувшись вперёд.
Тихо-тихо, все рвотные массы держим при себе, предупредил Крик, будь спокоен, я сделаю всё быстро. Некоторые дилетанты тянут с этим долго, нередко приходится работать двумя руками
Боль, когда он рванул язык на себя, невозможно было описать. Если бы Чак мог, сказал бы: когда его резали ножом, боль была размером с прибрежную гальку, а сейчас с астероид. Чака словно пронзило раскалённым железом от висков до груди. Всё онемело и снова вспыхнуло, разожглось мучительным очагом. Крик тянул, тянул и тянул язык. Под челюстью стреляло, рот стал кровавым месивом, полость наполнилась слюной, окрашенной в багровый цвет. Плоть всё же надорвалась. Треснула подъязычная кость
Вопль, полный нечеловеческих мук, огласил стройку с такой силой, что Крик отпустил Делори и нанёс ему короткий удар в челюсть, сразу сворачивая её.
Со стоном тот ненадолго провалился в беспамятство. Сквозь полусон он слышал треск, чувствовал рывок. Кость дёрнуло, челюсть стала нарывать, лицо превратилось в пламенеющий ад. И снова рывок, рывок, рывок, осторожный, по чуть-чуть, и плоть отделилась от плоти, а рот наполнился тёплой солёной кровью, которой Чак едва не захлебнулся, когда она пошла в горло.
Со свороченной челюстью он не мог больше даже вопить: просто мычал и стонал, чувствуя, как каждый зуб взрывается маленьким болезненным вулканом и боль отдаёт стреляющей судорогой в переносицу. Лицо у него стремительно отекло и онемело, как при уколе ледокаином у стоматолога. А потом в руке у Крика, в чёрной перчатке, он увидел довольно большой красный влажный ошмёток. Это и был его оторванный язык.
Чака обуял ужас, слёзы потекли из глаз. Случилось необратимое: теперь он навеки искалечен. От шока он даже забыл о своей боли, и она ощущалась глухо, будто звуки, доносящиеся из-под воды.
Какой длинный, заметил Крик и бросил за плечо свой страшный трофей. Посмотрим теперь на кое-что другое? Быть может, оно будет чуть покороче надрез-то я уже сделал.
Когда страшная догадка, что сейчас произойдёт, пронзила Чака, он рванулся наверх всем телом, не желая сдаваться без сопротивления. Но маньяк уже взялся за нож и с размаху всадил лезвие в его колено. Он приколол Чака к полу, как бабочку булавкой. Гортанный горловой рёв не остановил его. Крик спокойно спустил с жертвы спортивные штаны и боксёры, холодно разглядывая скукожившийся, обмякший от пыток и страха член.
Чак часто дышал, доживая последние минуты своей жизни, испытывая ужас и безнадёгу от своей страшной кончины и смаргивая слёзы, которыми глаза жгло от боли и страха. Он не знал, что его спрятанный труп найдут местные ребята, которые порой приходили на старую стройку, чтобы порисовать граффити, выпить пива и спрятаться от взрослых, здесь, изуродованным, зверски убитым, оскоплённым. Но это произойдёт через неделю после его смерти: а пока пока Крик, размяв шею и хрустнув костяшками пальцев, бодро сказал:
Ну что ж, эта штучка не такая здоровая, как твой болтливый язык. Управимся побыстрее?
Глава первая. Рамона
Он неторопливо качнул головой. Что сказать Рамоне белой девочке из приличной семьи, дочке врача и юриста, его старой подруге, его первой любви?