Привет тебе, о Сатана, о мятежник,
О мстительная сила разума!
О тебе это слово,
Бытия изначальность.
Дух, с материей слитый,
ум и чувства реальность.
Разливающий счастье,
Повсеместно он мчится
в необузданно-быстрой
огневой колеснице.
Сатане славословье!
О бунтарь непреклонный,
О победная сила
Мысли освобожденной!
Я духом слаб, и нет кругом опоры.
Зло шепчет мне: «Свой факел погаси!»
Нет, нет! К тебе я обращаю взоры,
Поэзия! Спаси меня! Спаси!
Ты вздох небес.
Твой непорочный пламень
Неугасим! Ты им сердца живишь.
Ты в божество преображаешь камень,
Мгновенным снам бессмертие даришь!
Явись ко мне! От пошлости надменной
Мой шаткий дух к святыне вознеси!
Пусть он падёт к стопам её смиренный!..
Поэзия! Спаси меня! Спаси!
Я изысканность русской медлительной речи,
Предо мною другие поэты предтечи
Я внезапный излом,
Я играющий гром,
Я прозрачный ручей,
Я для всех и ничей
Вечно юный, как сон,
Сильный тем, что влюблен
И в себя и в других,
Я изысканный стих.
Поэма написана квинарием (quinario), популярной в итальянской поэзии метрической схемой, когда акцент падает на четвертый слог, в случае если последнее слово простое, оно включает в себя пять слогов. Начальная строфа оригинала: «О salute, o Satana, o Rebellione, / o forza vindice della Ragione!» В России Кардуччи переводил Игорь Поступальский (19071990), репрессированный в 1937-ом за «антисоветскую агитацию», вместе с поэтом-акмеистом Владимиром Нарбутом. Посту-пальскому повезло, он выжил и вернулся из заключения после войны, Нарбут был расстрелян в одном из колымских лагерей по постановлению «тройки» НКВД в день своего пятидесятилетнего юбилея. См. Поэзия Джозуэ Кардуччи. Пер. с итал. И. Поступальского // История итальянской литературы XIXXX веков. Москва: Высшая школа, 1990. С. 9192.
к столу, потом к зачехленному роялю, на котором стоит стеклянная коробка с косой умершей супруги. Он достает косу, подносит ее к лицу, целует и кладет обратно в коробку. Горечь утраты любимой женщины передается мимикой, жесты героя в точности напоминают балетные, он поворачивается к зрителю спиной и смотрит уже на другой портрет жены, висящий над камином, потом выходит из комнаты.
В комнате три портрета жены и коробка с ее косой. Тоскующий вдовец блуждает по этому частному некрополю в поисках источника силы, которую в славянской традиции дают мужчине женские волосы (многие воины в Древней Руси отправлялись на войну, беря с собой девичью косу одновременно апотропей и эротический символ). Неделин, целуя косу жены, реактуализирует свое право обладать ею даже post mortem, она его безраздельная собственность. Разлучившая их смерть в посюстороннем мире не может разлучить их в мире грёз, в котором отныне находится герой. Теперь они связаны магически, через косу Елены, которая, превратившись в фетиш, становится источником Танатоса. Отныне Неделин, хозяин косы, будет исполнять пожелания умершей супруги: убийство Тины не решение переключившего свое внимание мужа на другую женщину, а ритуал трансгрессии из мира Эроса во власть Танатоса.
Неделин целует косу жены
В этом мире человек проживает не свою жизнь, постоянно балансируя между грехом и добродетелью, он часто оступается и движется по неверному пути. В Италии, в чью сторону смотрели многие символисты, этой проблемой озадачился Луиджи Пиранделло. В романе «Покойный Маттиа Паскаль» (1904) герой, томимый бессмысленностью жизни и никчемным браком, сбегает в Монте-Карло, где ему удается заработать некоторые деньги. Случайно он узнает, что в родном городе его жена и теща признали его мертвым. Маттиа решает использовать эту возможность, чтобы начать жизнь с нуля, но довольно быстро понимает, что этот план не более чем иллюзия, и вместо одной социальной маски ему придется носить другую. В 1925 году французский режиссер Марсель ЛЭрбье снимет по роману Пиранделло немой фильм с Иваном Мозжухиным в главной роли.
Ослепленный своим мирским «я», человек не в состоянии распознать себя настоящего. Эта мысль культурный паттерн эпохи повторяется рефреном практически у всех последователей Блаватской, которая сравнивала истинное «я» (atman) человека с актером, исполняющим в этой жизни множество ролей, а также у многих поэтов поколения, пришедшего после Фофанова. Максимилиан Волошин в одиннадцатом сонете «Corona Astralis» (1909) напишет:
В душе встают неясные мерцанья,
Как будто он на камнях древних плит
Хотел прочесть священный алфавит
И позабыл понятий начертанья.
И бродит он в пыли земных дорог
Отступник жрец, себя забывший бог,
Следя в вещах знакомые узоры.
Он тот, кому погибель не дана,
Кто, встретив смерть , в смущеньи клонит взоры,
Кто видит сны и помнит имена.
Тот, чья душа землёй убелена,
Кто бремя дум, как плащ, приял на плечи,
Кто возжигал мистические свечи,
Кого влекла Изиды пелена,
Кто не пошёл искать земной услады
Ни в плясках жриц, ни в оргиях менад,
Кто в чашу нег не выжал виноград,
Кто, как Орфей, нарушив все преграды,
Всё ж не извёл родную тень со дна,
Тому в любви не радость встреч дана.
Эта строчка перекличка с известным стихотворением Федора Сологуба «Смерть» (1886): «И отрадное волненье/ Вдруг по телу пробежало! / Это радость избавления, / Смерть желанная настала. // Стихотворение было написано по поводу кончины священника Петра Раевского, простудившегося в Вытеграх, где поэт проживал в то время. Переживание смерти конкретного достойного человека, с которым Сологуб был знаком, здесь вынесено за пределы личной трагедии и обрамлено в излюбленной теме смерти-избавительницы.