Слушаю вас, сказал он сухо и внушительно.
Я пригласил вас, гражданин Окунь, чтобы задать вам несколько вопросов о ваших взаимоотношениях с Дедушкиным
«Гражданин Окунь»! перебил он меня, зафиксировав свое восклицание поднятым указательным пальцем. Имея некоторый опыт в осуществлении юридической процедуры, хочу отметить, что высоким титулом гражданина у нас почему-то принято именовать лиц, вступивших в напряженные отношения с законом. Вам это не кажется странным? Послушайте, как звучит: «гражданин Робеспьер!», «Гражданин Окунь!» Нравственная эволюция от Дантона до Дедушкина
Это хорошо
Вы находите?
Я хотел сказать, что это хорошо, коли у вас есть время и настроение сейчас резвиться подобным образом. Это раз. А теперь два вы меня больше не перебивайте. Когда мы будем чай пить у вас в гостях, там вы сможете вести беседу так, как вам понравится. А здесь попрошу вас отвечать на мои вопросы. Договорились?
Понятно. Но есть один обязательный предварительный вопрос к порядку ведения
Готов ответить.
Если вы намерены просто побеседовать, то для этого как минимум нужно заручиться моим согласием.
Верно, сразу согласился я. Но если я намерен вас допросить, то мне вашего согласия совсем не нужно вы мне отвечать обязаны.
Абсолютно точно, кивнул Окунь. Соблаговолите тогда сообщить мне номер уголовного дела, в связи с которым вы меня хотите допрашивать, а также против кого оно возбуждено.
Он вежливо, почти застенчиво улыбнулся, ласково пояснил:
По закону нельзя допрашивать людей до возбуждения уголовного дела.
Я вынул из стола папку, перелистнул обложку, спросил его:
Продиктовать, вы запишете? Или запомните?
Запомню у меня очень хорошая память.
Я назвал номер и добавил:
Дело по обвинению
гражданина Дедушкина в совершении преступлений, предусмотренных статьями 93-й, 144-й и 218-й Уголовного кодекса.
Вот теперь все прекрасно, сказал Окунь. И в каком качестве вы намерены меня допрашивать?
Свидетеля.
Он длинно, тонко засмеялся, повизгивая на раскатах:
Вы меня не поняли, гражданин Тихонов. Насчет себя я и не сомневаюсь, моя процессуальная роль ясна. Я насчет вас интересуюсь: по закону инспектор уголовного розыска допрашивать не имеет права, и он радостно потер пухлые ладони, взыграл всей своей пышной грудью.
Имеет, спокойно сказал я, Как бывшему адвокату вам бы не мешало знать, что сотрудник оперативной службы имеет право производить допрос, располагая поручением прокурора или следователя.
И как же?
Вы не волнуйтесь все в порядке, у меня такое поручение имеется. Что, все ваши сомнения разрешены? Можно начинать?
К вашим услугам.
Вот теперь, до заполнения анкетной части протокола, попрошу вас ответить: вам зачем понадобилась эта дешевая психическая атака?
Я отвожу ваш вопрос как не имеющий отношения к расследуемому делу. Можете записать, что я на него отказался отвечать. В отдельном заявлении, которое я вас попрошу приобщить к протоколу допроса, я намерен отметить, что вы считаете выяснение свидетелем своего правового статуса психической атакой на следствие.
Ах так, вы, значит, меня уже легонечко припугиваете?
Зачем? Я просто ставлю нас по местам!
Ну, гражданин Окунь, для этого не надо было тратить столько пороху: нас жизнь уже давно на свои места поставила!
В жизни, к сожалению, еще слишком велика роль нелепого случая и общественной несправедливости.
Если вы имеете в виду ваше отстранение от адвокатской деятельности, то вряд ли это можно считать нелепым случаем
Зато можно считать прекрасным примером несправедливости!
Ну-ну Это, скорее, прекрасный пример тогдашней нашей нерасторопности логический конец в той истории отсутствует.
Наливной мужик Окунь весь пошел красными пятнами:
Может быть, вы располагаете неопровержимыми доказательствами для предъявления мне обвинения?
Нет, не располагаю. К сожалению.
Тогда я попросил бы держать ваши домыслы при себе, и весь он покрылся крупными горошинами пота. У него, наверное, хорошая секреция: внутренний импульс мгновенная внешняя реакция.
Почему же? Вот я поговорил с вами и убедился, что если Батону надо пожаловаться на противного, въедливого милиционера, то ему есть с кем посоветоваться, и вдруг совершенно неожиданно для себя я сделал «накидку», хотя делать это крайне не люблю и обычно тщательно избегаю: Если Батон это рассказывает, он что, клевещет на вас?
Окунь снял очки, достал носовой платок и стал не спеша протирать стекла, и лицо его снова было беспомощно-голым, и я не мог не оценить прекрасной отработанности этого хода, потому что немыслимо хватать, вязать, изобличать человека, который в это время ничего не видит. А Окунь быстро думал. Не спеша надел он очки, поправил дужку на переносице.
Уточните, что вы имеете в виду? спросил он.
Ваши душевные разговоры с Дедушкиным, и ничего более, сказал я наугад.
Помочь человеку, при этом в рамках закона, мой нравственный долг порядочного гражданина и правозаступника, он говорил медленно, будто подбирал слова, и я понял, что угадал. Чтобы не потерять внезапно найденной позиции, я мгновенно ответил: