Но мои люди, сосредоточенно и напористо работающие в этом зале, считают время не по солнцу и не по циферблатам. Их пространственно-временной континуум вмещен в режим работы мировых финансовых бирж, а империя денег единственная земля, над которой никогда не заходит солнце. Деньги никогда не спят, они не могут отдыхать, они должны все время жить, двигаться, работать строить, кормить, разрушать, лечить, убивать, учить.
Деньги мои самые верные друзья.
Мои самые толковые помощники.
Мои неустрашимые наемники.
Безымянные солдатики, завоевывающие мир.
Боюсь, меня не поймут, не так истолкуют и, как всегда, грубо осудят, но я бы за свой счет воздвиг памятник погибшему неизвестному рублю.
А деньги все время бегут. Они все время умножают знание. Они всегда умножают печаль. Вечно манят мир обманкой обещанного ими счастья.
Мираж власти. Напрасная греза свободы. Последняя надежда и мечта о вечности
Вениамин Яковлевич Палей сказал мне:
У нас все готово. Фогель и Кирхгоф ждут команды
Там никаких проблем не будет? на всякий случай поинтересовался я.
О чем вы говорите, Александр Игнатьич! воздел короткопалые толстые ручки Палей. Это железные люди. Тяжелые добропорядочные немецкие гены со штампом «орднунг»
Хорошо, приступайте, скомандовал я. Когда заколотит нашу биржу?
Часа через полтора-два. Мы поднимем до конца торгов волну, а шторм разразится завтра
Как закрылись сегодня азиатские рынки? спросил я.
Палей махнул рукой:
Пока лежат Это как гонконгский грипп не смертельно, но силы заберет все
Все, командуйте, ровным, будничным тоном запустил я землетрясение, которое будет много дней колотить и содрогать несчетное количество людей. В конце дня график биржевой сессии мне на стол.
Кот Бойко: ПОБЕГ
Ну, что лыбишься? строго спросил Карабас.
Привет, земеля! Приехали эти козлы?
Вон они стоят, как по уговору прикатили, показал мне через окошечко-амбразуру Карабас на черный «мерседес» у ворот.
Тогда с Богом
Мы скатили по пандусу могучий сверкающий мотоцикл, одним толчком кик-стартера я запустил двигатель, машина гулко рявкнула и тихо зарычала сытым звериным бурчанием. Отсюда, из-за угла прицепа, я видел, как водитель-охранник, заслышав звук мотоцикла, оторвался от газеты, покрутил головой в разные стороны, но так и не разглядел нас за стенкой фургона, успокоился и вновь погрузился в чтение. Вот колхозан! Тоже мне избу-читальню сыскал
Давай, Карабас, проваливай! Тебе здесь больше нечего делать
Одного оставлять тебя боязно как-то сомневался Карабас.
Ну-ну-ну! Ты мне не мути воду! Делай, как договорились
Знаешь, Кот, если что не так, помощь может понадобиться! И он потрогал приклад помповика «мосберг» под сиденьем.
Я обнял его за необъятные плечи.
Не очкуй, Карабас, все путем будет! А если что не так, помощь мне санитары в морге окажут, рассмеялся я. Поезжай, земеля
Карабас вздохнул, направился в кабину. А я подпрыгнул, сделал «козью ножку» в повороте, плавно опустился на седло, от всего сердца дал форсаж, и «судзучка» во всю мощь ее необъятной японской души рванула с гулким слитным ревом вперед по аллее. Охранник-читатель, чудило грешное, глянул лениво в заднее обзорное зеркало кто это еще там шумит на его территории, а я уже завалил мотоцикл на бок, довернул руль направо и по короткой дуге, объехав «мерседес», с грохотом и дробным рокотом прогремел через ворота, миновал под трибуной арку и ворвался на просторный зеленый овал стадиона.
Я мчался по гаревой дорожке, опоясывающей футбольное поле, на котором два десятка ребят в разноцветной форме с азартом гоняли мяч. За сетками футбольных ворот маячили смутные фигуры телохранителей. Стадионная радиотрансляция лупила на всю катушку быструю развеселую музыку. «Ой, мама, шика дам я», грозился Филька Киркоров.
Я катил, как на спидвее, на поворотах машина ложилась на грунт так, что я почти касался коленом земли.
У центральной линии сделал подскок и рванул на поле. «Ой, мама, шика дам я!» Изумрудный пружинисто-мягкий газон я сек наискосок, направляясь к группе игроков на правом фланге. Ребята в изумлении замерли, пораженно глазея на необычайный аттракцион, беспризорный мяч одиноко катился по полю, телохранители, ногастые шкапы, шустро бежали от ворот к центру, как две Онопки.
Я сбросил газ, крутанулся на заднем колесе мотоцикл плавно катился мимо восхищенных ребят. Сорвал с себя шлем и заорал оцепеневшему принцу-наследнику империи «РОСС и Я»:
Ванька! Ванька! Обормот! Бегом ко мне!.. и махал ему ночным горшком своего гоночного шелома.
Худой голенастый вьюнош бросился ко мне Ванька споро бежал параллельно медленно плывущему мотоциклу. Это было похоже на плавное заторможенное движение во сне сердце-метроном вышибало секунды, оставленные мне погоней.
Кот! Кот Бойко! Это ты?! кричал, захлебываясь, Ванька.
Бегом, Ванька!.. Некогда! На подвиг одна секунда! Прыгай!..
А как же на миг растерялся паренек. На лице его была мука он разрывался. Он ничего не понимал, но душа его в страдании и испуге сдавала первый экзамен личности, наверное, впервые он делал выбор между свободой и долгом.