Когда я смотрю в бегающие глаза сексопатолога, когда слушаю утешающую буркотящую скороговорку психотерапевта весь этот жалобный, нищенский, побирушечий бред профессорской обслуги, я понимаю с горечью и гордостью: не руководители, не управители, не помощники они моему маленькому дружку, живущему в монашеской черной аскезе и отшельничестве. Мое могучее, отвратительное подсознание оказалось сильнее меня самого и наказало меня по-страшному.
Импотенция? Ха-ха! Бессилие? Лом вам в горло!
А может быть, это не наказание? В том смысле, что не задумывалось как возмездие, а просто баланс сил? Может быть, изначально задумано, что римский папа не должен трахать баб?
Но Кароль Войтыла, когда стал Иоанном Павлом, был уже старым хреном. А мне тридцать шесть лет. И я не могу уйти в отпуск, чтобы отдохнуть, никогда, ни на один день. Я разряжаюсь, только переключив свое внимание с одной кошмарной проблемы на другую еще более невыносимую. Я отвлекаюсь от своих забот только затем, чтобы положить в свой карман чужие.
Я Мидас, строящий золотой свод мира.
Большая тягота, большая власть, большой кайф.
Интересно, обрадовались бы или огорчились легионы людей, зависящих от меня, если бы им довелось узнать, что не я им хозяин и распорядитель их судеб, а мой маленький дружок, одинокий и бессильный, отдавший меня самого во власть могучей черной тьмы бушующих во мне
ураганных стрессов и ужасных страстей.
Наверное, обрадовались: они рабы.
И я раб. Мидас царь, который знает о своем рабстве.
Никто не догадывается об этом. Врачи не в счет, они не игроки, а интерьер, часть декорации жизни, неживая природа. Они верят, что это болезнь чрезмерного душевного утомления.
А я знаю, что это не состояние надпочечников, простаты, яичек и всей остальной мочеполовой требухи это свойство моей души, которую ученые дураки называют подсознанием.
Бедные живут в счастливом заблуждении, что за деньги покупается власть. Деньги платят за небольшую власть. За настоящую власть принимается только одна плата душой.
Об этом знаю я. И Марина, без которой я не могу жить, которую я люблю мучительной острой ненавистью, ибо по кошмарной прихоти судьбы она и есть неумолимо-жестокий мытарь, взимающий с меня безмерно тяжелую плату душой за ту власть, что я имею, за ту жизнь, которую я веду.
Я могу в этом мире все не могу только заставить ее кричать от наслаждения. Со мной.
Все! Все! Все!
Я проснулся. Конец пытке ночного отдыха обморока, липкого кошмара, бессилия перед провокациями моей души, заполняющей темноту и безволие страшными снами об ушедшем навсегда счастье, которое, может быть, и было смыслом радостного животного существования меня молодого, бедного, алчного, полного никогда не сбывающимися мечтами.
Все! Все!
Встаю. День начался. Сейчас в гимнастический зал, и гон по электрическому бесконечному тротуару беговой дорожки, силовые машины, неподъемные блоки до горячего истового пота, до сильной, глубокой задышки, пока не придет Серега, невыспавшийся, помятый, и недовольно спросит:
Ну что ты так рвешься наверх? Что ты так напрягаешься?
Времени нет, тяжело отдуваясь, отвечу я.
О чем ты говоришь? Ты же молодой еще!
Уф-ф! брошу я гири. В нашей сонной отчизне молодость всегда или льгота для лентяев, или стыдный порок для достигателей
Ты думаешь, в мире по-другому?
Мир, Серега, это не только пространство. Это время Царь Александр Филиппыч Македонский к тридцати трем годам завоевал полмира и умер. Иисус Христос в этом возрасте создал Новый Завет, был распят и вознесся. А наш былинный герой Илья Муромец только слез с печи и пошел опохмеляться. А мне уже больше годков натикало
Ты хоть не опохмеляешься
Бог миловал Все, пошли мыться.
Мы медленно плыли в голубой прохладной воде бассейна, и я говорю Сергею, а доказываю себе:
Все, что человек способен сделать, он совершает в молодости. У нас с тобой сейчас полдень жизни. Еще чуть-чуть, и незаметно начнет подползать старость, противная, больная, стыдно-беспомощная Серега, с годами человек становится хуже мозги киснут и душа съеживается.
Серега бросился на меня, пытаясь слегка притопить, и орал дурашливо:
Хуже старости, Хитрый Пес, человека разрушают власть и деньги. Он становится злым и агрессивно-подозрительным
Я вынырнул, со смехом отмахнулся:
У тебя нормальная идеология бедного человека
Может быть! смеется Серега. Нам не понять друг друга. Ты-то миллиардер, а я уже давным-давно пока еще нет
Кот Бойко: УЕВИЩЕ
Что я, с ума сошла, сегодня на работу переть? Лора вылезла из-под простыни, взяла с тумбочки свои фасонистые очки. А сколько времени?
Семь-двадцать. А что скажешь на работе?
Ничего. Шефу своему позвоню, отговорюсь. Он у меня с понятием. Если бы не приставал с глупостями цены бы ему не было
Секс-обслуживание в контракт не входит?
Ты бы взглянул на шефа по нему курс эндокринологии учить можно. Лора встала с тахты и сообщила, как вердикт вынесла: Сейчас из тебя человека буду делать.
Уточните, мадам? насторожился я.
Отпарю тебя, как старые брюки, отглажу, отмою, подстригу станешь лучше нового! Лора смотрела на меня с улыбкой, но говорила твердо: Такой причесон забацаем полный улет! Как у Зверева, только забесплатно