Ни слова о страшном прижал руку к губам Фомин.
К нам подошел майор-пограничник со стопкой паспортов в руках.
Ваши документы готовы. Паспорт арестованного
Мне! протянул руку Фомин. Его паспорт будет у меня.
Хорошо, согласился я. Я еду с вами или в министерство?
Нет, покачал головой Фомин. Не с нами и не в МВД. Ты едешь с этими роскошными господами
Фомин показал рукой на двух стоящих у стены парней, неподвижных, как камни, с немыми, ничего не выражающими лицами. Типичные «шкафы».
В МВД поедем мы, вершители благородного дела грязного криминального сыска, будем пахать, колоть, не покладая рук и ног трудиться, стебал неутомимо Фомин. А вы, избранники фортуны, любимчики судьбы, заграничные тонкие штучки, вы пойдете, как завещал Владимир Ильич, другим путем
Он махнул рукой, подзывая «шкафов»:
Передаю его вам, бойцы, с рук на руки. Берегите его, лелейте и ласкайте
Те молча, дисциплинированно, серьезно кивнули.
Подожди, вмешался я. Я получил телеграмму от замминистра, от Степанова
Знаю, все знаю, перебил Фомин. Оне, в смысле их превосходительство Анатолий Иваныч, мне и велели тебя встретить
и перепоручить этим бойцам
Куда? Зачем? обескураженно спросил я. Ничего не понимаю!
Слава Богу! С возвращеньицем! Мы здесь так и живем всю дорогу ничего не понимаем
На парадной площадке у входа в аэропорт бушевала нормальная вокзальная суета. Хотя, конечно, здесь ощущался завышенный, антуражно-приподнятый уровень жизни дорогие иномарки, лимузины с синими «рогами» моргалок и правительственными номерами, импозантный багаж, нарядные дамы, многие с породистыми собаками, разнообразные оглоеды с сотовыми телефонами, цветы у встречающих.
Здоровенный гаишник лениво разгонял подъезжающий транспорт с площадки перед большими стеклянными дверями, оцепленной для милицейского конвоя. Я попрощался с мрачным Котовым, поручкался напоследок с его коллегами-розыскниками, моими парижскими спутниками и подошел к Смаглию:
Ну что, Василий Никифорович? Хочу пожелать тебе здоровья, остальное за судом и следствием
И тебе, земляк, не хворать! А вообще зря ты меня заловил, командир. Лучше мы бы с тобой в Париже сейчас гулеванили!
Что поделаешь! Живем по понятиям ты бежишь, я догоняю
Все по-честному! согласился Смаглий. Я тебе только один секрет открою: мы тут все по кругу бежим. И ты тоже. Неизвестно, кто кого догоняет
Так думаешь?
Знаю! Как запыхаешься чуток оглянись. У тебя уже на хвосте сидят.
Обязательно оглянусь, заверил я. А за телефончик спасибо
Подошел ухмыляющийся Фомин, похлопал меня по спине:
Все, все, все! В таких случаях в крематории говорят: пора-пора, прощайтесь, господа
Бывай, засмеялся Смаглий и нырнул в «Волгу».
Фомин открыл передо мной дверцу джипа «чероки»:
Давай поехали. Отправляю тебя и мчим в Лефортово.
Один из «шкафов», которым меня перепоручили, покачал головой и коленом проворно застопорил переднюю дверцу:
Простите, попрошу вас на заднее сиденье
Второй «шкаф» уселся за руль. Я удивленно посмотрел на Фомина, а тот развел руками.
Ничего не попишешь, Серега, это правила перевозки особо ценного контингента. Места впереди для нас, расходного материала, саперов милиции, сменных мишеней
Я влез в машину, а Фомин наклонился к окошку:
Не бздюмо! Все будет окей! Думаю, кто-то сверху тебе впарил чрезвычайное по пакости и важности дело
Мы хлопнули друг друга на лету ладонями, джип медленно покатился, «шкаф» на ходу прыгнул в машину, хлопнул передней дверцей.
Я оглянулся, и в заднем стекле было видно, как Фомин машет нам вслед рукой. Я еще слышал, как, подходя к «Волге», он крикнул:
Сопровождение подано?
Водитель из милицейского «жигуленка» с мерцающей световой рампой на крыше дал Фомину отмашку, и тот уселся за руль «Волги»
Кот Бойко: СГОВОР
Любой ссыкун, хромой или кривой, получает без проблем инвалидность. А Николай Иванычу не дадут. А почему? Ведь запустили его в мир с таким фантастическим зарядом антипатичности, такой ползучей бытовой противности, что просто непонятно как он прожил жизнь? Будь он косорылый, со стеклянным глазом, с горбом или грыжей не взяли бы на боевую службу, а все остальное нормально. А так он, бедняга, целую жизнь мается со своей отвратительностью. Бабы ему не дают, мужики не дружат, начальство не уважает и остерегается, подчиненные боятся и ненавидят. Жена, наверное, мечтает стать вдовой, дети сиротами. Господь всемилостивый смотрит на него в смущении: «Не виноват я, ошибочка с тобой вышла не люблю я тебя»
Сейчас он мне напористо-ласково втолковывал:
Известно, что это твой дружок тебя в клетку отгрузил
Не преувеличивай! усмехнулся я. Народный обычай, национальный аттракцион спихнуть на крайнего.
От усердия выступали на бугристом лбу Николая Иваныча капли зеленого, наверное, вонючего пота.
Ну да, это конечно! Все нормально! Только с этим крайним вся жизнь прожита, и все первые деньги и бизнес принес этот крайний, пожал плечами Николай Иваныч. Бабулечки эти неплохой урожай дали: сам-тысяча
На деньги плевать! махнул я рукой. Завтра новые, как плесень, вырастут
Не плюй на деньги, Костя, серьезно задвигал своим валяным подбородком Николай Иваныч, и голос его зазвучал как-то зловеще, будто в опере: На деньги, как на икону, плюнешь больше не вырастут