Тут очень уместно вмешался консул Аверин:
Господин Смаглий, это рейс Аэрофлота, и пока мы вас торжественно не погрузим на борт, поверьте мне, самолет никуда не улетит.
Смаглий вздохнул и подергал свои никелированные оковы.
Ладно, как говорили в старину сходитесь, господа Банкуйте, псы глоданые
Я взял со стола протокол и стал громко, с выражением чтобы доставить удовольствие Пимашу читать по-французски. Коля Аверин быстро переводил на русский для Смаглия и конвоя.
По международному запросу Генеральной прокуратуры и Министерства внутренних дел Российской Федерации Интерполом был произведен в сотрудничестве с французской полицией оперативный розыск и арест российского гражданина Василия Смаглия, обвиняемого в незаконной деятельности на территории России, США, Греции, Германии и Израиля
Смаглий перебил меня:
Отец моего дружка Зиновия Каца с детства говорил ему: «Зямка, никогда не воруй! А станет невтерпеж не попадайся!»
Зря вы не послушались папашу Каца, отвлекся я на мгновение и продолжил протокольное чтение: По документам, представленным российскими властями, Смаглий обвиняется в участии в организованной преступной группировке, банковских аферах, позволивших ему вместе с соучастниками похитить восемьдесят шесть миллионов долларов США, в отмывании денег, уклонении от налогов и других преступлениях
Ребята, имейте совесть! возник снова Смаглий. Хоть чуточку, объедки какие-нибудь от Уголовного кодекса оставьте еще кому-то! А то все мне!..
Смаглий, не перебивай меня, добром прошу, сказал ему негромко.
И конечно, Пимашу сразу же забухтел под руку:
Что говорит арестованный?
Господин Смаглий все время задает мне внепроцессуальные вопросы. Я полагаю, обсуждать их сейчас несвоевременно. Можно продолжать?
О да, конечно!
Французские власти, рассмотрев представленные документы, сочли возможным для дальнейшего детального и продуктивного следствия экстрадировать Василия Смаглия в Россию, где арестованный обвиняется в совершении наиболее значительных, базовых преступлений
Я посмотрел в прозрачные глаза Смаглия и спросил официально:
Вам содержание протокола понятно? Тогда поедем домой, на родину
Смаглий кивнул, задумался и вдруг громко запел старую песню Игоря Шаферана:
«О воздух родины он особенный, не надышишься им»
Я махнул на него рукой и повернулся к французам:
Господа, арестованный Смаглий идентифицирован по имени, документам, внешности, соответствию возрасту, дактилоскопическим отпечаткам и описанию татуировок на теле. Ему объявлен состав инкриминируемых преступлений и сообщено о выдаче властям России. Прошу всех официальных лиц подписать протокол
И пошла писать парижская губерния: сначала, естественно, французы человек пять, потом консул Аверин, старший группы конвоя майор милиции Котов, а последним я. И, словно дождавшись этого великого мига, радио объявило о завершении посадки на рейс «Париж Москва».
Я спросил у старшего конвойного Котова:
Наручники?
Милиционер достал из кармана и протянул мне наручники. Смаглий, с интересом следивший за нашими маневрами, удивился:
Зачем? Этого мало? Он поднял скованные руки.
Я взял у французского детектива ключ, снял со Смаглия наручники, а майор Котов ловко застегнул на запястьях Смаглия свои наши нормальные, добротные, отечественные ручные хомуты. Я отдал французу его имущество, пояснив недоумевающему арестанту:
Это служебный инвентарь. На его материальном учете. Надо вернуть, а то он с бухгалтерией не расплюется.
Это ж надо! Смаглий от души расхохотался. Вот гандоны штопаные мелочной народ!
Я легонько похлопал его по спине:
Понимаю, все понимаю в твоем прикиде надо щеголять во французских браслетах. Но ты уж терпи, привыкать надо. Клифт на зоне это тоже не «Версаче»! И аккуратно стряхнул несуществующую пыль с лацкана его шикарного пиджака.
Не срамись,
земляк, снисходительно усмехнулся Смаглий. «Версаче» не употребляю. Это «Валентино»! Почувствуйте разницу
Ну-у, тогда совсем другой коленкор, серьезно согласился я.
Бесконечный сводчатый туннель, по которому горизонтальный эскалатор движущийся тротуар неспешно вез нашу конвойную процессию от аэровокзала к терминалу посадки в самолет. В мягком полумраке вспыхивала и гасла нескончаемая череда реклам, предлагающих нам все радости мира. Я смотрел на своих спутников их лица от этих вспышек то ярко озарялись, то глухо меркли, и от этого монотонного, как бы праздничного мерцания возникало ощущение тревоги и напряжения. Я закрыл глаза и пытался вспомнить, вновь озвучить золотую мелодию Чарли Паркера и не мог.
Наверное, потому что не мог выгнать из памяти то телячье-счастливое чувство восторга, надежды, ожидания чуда, которое я испытывал на этом эскалаторе давным-давно, когда ехал на нем впервые. В обратном направлении из самолета в аэропорт. В Париж.
А сейчас из всего этого пиршества чувств, оргии предлагаемых радостей, огромной карточной сдачи жизни остался у меня на руках нарядный валет в наручниках, самая младшая карта из разбросанной по столу судьбы крапленой колоды. Консул Аверин деликатно постучал меня пальцем по плечу: