Охотников-промысловиков в РСФСР не так уж много, примерно 20 тысяч. Но для этих людей охотничий промысел профессия. В запрещенное для охоты время они собирают орехи, грибы, лекарственные травы. Постоянное пребывание в тайге, в лесу, на водоемах позволяет им наблюдать миграцию зверей, развитие
популяций, что помогает им в их работе. Кроме того, они ведут борьбу с браконьерами, так как сами лично заинтересованы в том, чтобы обеспечить покой и нормальное существование зверей и птиц к началу охоты.
Наша страна производит одну треть мировой продукции пушнины и занимает первое место по размеру заготовок высокоценных шкурок. В целях охраны государственной монополии на приобретение высокоценной пушнины Президиум Верховного Совета РСФСР 15 декабря 1972 года принял Указ «Об усилении ответственности за нарушения правил охоты, уклонение от обязательной сдачи государству, незаконную продажу, скупку и переработку пушнины».
Совет Министров РСФСР 23 февраля 1973 года принял постановление «О дополнительных мерах по усилению борьбы с нарушениями правил охоты». В нем содержится перечень ценных видов пушных зверей, добытых охотой, шкурки которых подлежат обязательной сдаче государству (позже перечень был дополнен в соответствии с постановлением Совета Министров РСФСР от 30 августа 1978 г. «О мерах по улучшению ведения охотничьего хозяйства в РСФСР»). Это соболь, куница, выдра, норка, колонок, горностай, бобр, песец, ондатра, белка, красная лисица, рысь, росомаха.
Обращение этой пушнины среди частных лиц при отсутствии государственного клейма-штампа считается законченным составом правонарушения и влечет за собой административную, а при повторных случаях и уголовную ответственность с конфискацией пушнины.
Если вдуматься в перечень ценных пушных зверей, можно на первый взгляд удивиться, как в компанию благородных животных: соболя, выдры, бобра, норки попала мускусная крыса ондатра. Это не наш, не исконно русский зверек. Ондатру закупили в 1927-1932 годах в Финляндии, Англии и Северной Америке, всего 1646 особей, и выпустили в русские речки и озера. Она прижилась, дала потомство, и ее расселили по всей стране от Прибалтики до Крайнего Севера, Средней Азии и Дальнего Востока. Очень быстро ондатра достигла промысловой численности. Но охотники добывали ее так, между делом. Заготовительная цена была всего рубль за шкурку. Четверть века назад в магазинах и меховых мастерских шкурки ондатры лежали на полках, не пользуясь спросом. Но вскоре люди выяснили, что мех водяного зверька намного прочнее меха сухопутных животных, шапки и шубы из ондатры носятся значительно дольше. И ондатра вошла в моду, на нее возник спрос, поднялась цена. Погоня за этим мехом привела к тому, что теперь ондатру пора брать под особую охрану, чтобы не повторилась та же история, что и с бобром 200-300 лет назад.
Охота спортивно-любительская
Русский писатель-охотник Сергей Тимофеевич Аксаков глубоко понимал, что охота не пустое времяпрепровождение, и рассматривал ее как возможность органического слияния человека с природой, состязания с ней. Более ста лет назад он писал: «Кто заставляет в осенние дождь и слякоть таскаться с ружьем (иногда очень не молодого человека) по лесным чащам и оврагам, чтобы застрелить какого-нибудь побелевшего зайца? Охота. ... Кто заставляет этого молодого человека ... искусанного в кровь летним оводом... бродить по топкому болоту, уставая до обморока? Без сомнения, одна охота!»
Иван Сергеевич Тургенев, сам влюбленный в охоту, в своем замечательном произведении «Записки охотника» говорит: «Вообще, охота свойственна русскому человеку: дайте мужику ружье, хоть веревками связанное, да горсточку пороху, и пойдет он бродить в одних лаптишках, по болотам да по лесам, с утра до вечера. И не думайте, чтобы он стрелял из него одних уток: с этим же ружьем пойдет он караулить медведя... И убьет медведя; а не убьет, так даст медведю себя поцарапать, отлежится, полуживой дотащится до дому и, коли выздоровеет, опять пойдет на того же медведя с тем же ружьем».
Николай Алексеевич Некрасов тоже был страстным охотником, о чем свидетельствует множество его замечательных стихотворений. Но поэт не только воспел охоту. Его тревожило варварское истребление дичи. В своей статье об охоте и охотничьей литературе он высказывал следующие соображения: «Не будучи пророком, можно предсказать, что недалеко время, когда от теперешних обильных результатами охот останется одно воспоминание, а от такой дичи, как лоси и олени, сохранятся одни легенды... В пристоличных местностях, и особенно в Петербурге и его окрестностях, охотники начинают сознавать необходимость правильных охот... У нас законы об охоте предусматривают только два вида охотничьих преступлений: охоту в недозволенное время и охоту в недозволенном месте вместе с запрещением ловить дичь силками, разорять гнезда; тогда как на самом деле весьма возможно и в дозволенное время, и в дозволенном месте, без силков и сетей охотиться безобразнейшим образом и истреблять дичь нещадно, например, преследуя лосей по насту и убивая их вместо ружей дубинами или перестреливая у тетеревиных выводков всех маток...»