« Землетрясение, всем покинуть здание!».
Мы быстро снова стали солдатами. Мы схватили свою одежду, рюкзаки и винтовки и стали выбегать на улицу. Но на койке рядом со мной сидел мой сосед и повторял одну-единственную фразу: «Без паники, все в порядке. Не паникуйте, все в порядке».
Юра, мой еврейский друг, закричал: «Он не может двигаться, давайте вынесем его!». Вместе мы отнесли его к окну и выпрыгнули.
Мы укрылись в самом безопасном месте, на стадионе академии, но другим повезло меньше. Все новые дома и здания в этом районе были полностью разрушены. Под обломками лежали тысячи тел мужчин, женщин и детей. Мы видели эти разрушения на следующее утро, когда нам приказали войти в город, чтобы оцепить территорию, помочь спасателям и остановить преступников и мародеров. Это был единственный раз в моей жизни, когда я получил приказ стрелять без предупреждения.
Я был оцепеневш им, когда помогал собирать и упорядочивать трупы. Я твердил себе, что должен быть сильным перед лицом смерти и помогать наводить порядок, в то время как вокруг дети плакали по своим мертвым родителям, а родители по своим мертвым детям. Я чувствовал боль людей, которые тщетно искали своих близких, которые, скорее всего, были мертвы. Все, о чем я мог думать, это то, что я солдат и должен вести себя как солдат, чтобы советские граждане чувствовали, что их правительство помогает им. Однако внутри я боролся за то, чтобы сдержать слезы.
Все в моем классе были поражены, когда услышали по московскому радио сообщение о том, что в результате землетрясения погибло всего четыре человека. Я лично помогал выстраивать в ряд сотни трупов и знал, что их было тысячи. Позже число погибших увеличилось, но незначительно. Наши инструкторы сказали нам, что эта кампания дезинформации была проведена для того, чтобы избежать международной помощи жертвам катастрофы. Ташкент был «закрытым» городом, и международная помощь означила бы, что иностранные шпионы проникнут в нашу страну вместе с настоящими спасателями. Это было зловещим предвестником всего остального, что, как я однажды узнаю, было ложью.
« Мы можем и будем восстанавливать Ташкент сами», такова была официальная советская позиция, и у нас и реальных жертв не было иного выбора, кроме как принять ее.
Поскольку это произошло во время экзаменов, выпускной класс не был отозван, когда в Чимкенте, городе недалеко от Ташкента, произошло восстание. Население восстало против своих коррумпированных чиновников, которые сажали часто людей в тюрьму без суда и следствия. Но две не выпускные роты приняли участие в «наведении порядка», помогая местной милиции и некоторым воздушно-десантным подразделениям разгонять демонстрации и арестовывать активистов.
Мои одноклассники не были слишком осторожны в применении силы. Им разрешалось арестовывать и расстреливать людей без предупреждения. Чиновники в Чимкенте и глава Компартии Узбекистана Шараф Рашидов (позже официально признанный государственным преступником из-за связей с мафией), конечно, были довольны этим спектаклем. Поэтому, когда Москва задумалась о закрытии Ташкентской академии, Рашидов лично задал советскому лидеру Леониду Брежневу один вопрос: «Если вы закроете академию в Ташкенте, кто будет защищать социализм в Центральной Азии?». Больше разговоров о закрытии школы не было.
Это
был 1967 год, и как раз перед нашим выпуском началась Шестидневная война, спровоцированная, как нам сказали, Соединенными Штатами. Наша академия была приведена в состояние боевой готовности, пока Израиль не выиграл войну несколько дней спустя. В частном порядке мы, конечно, осуждали Израиль как пешку Соединенных Штатов, повторяя официальную советскую линию. Но в частном порядке мы, будущие руководители советских вооруженных сил, восхищались и изучали израильскую кампанию и стратегию, использованную генералом Моше Даяном.
В течение нескольких дней Израиль достиг Суэцкого канала, уничтожив египетскую армию, которая была вооружена советским оружием. Затем израильтяне захватили Голанские высоты у Сирии и сектор Газа у Иордании. Мы нашли это невероятно захватывающим.
Примерно в июне 1967 года среди советских военных начали ходить слухи о том, что Моше Даян советский генерал и «герой Великой Отечественной войны». Сам Сталин специально разрешил Даяну эмигрировать в Израиль, чтобы помочь нарождающемуся государству, поскольку Сталин считал, что Израиль станет противовесом американскому и британскому влиянию в регионе. Но затем Советский Союз начал поддерживать арабские страны. Один из моих инструкторов сказал мне в частном порядке то, что я буду помнить всегда: «Мы все сделали правильно и потратили миллиарды долларов на оружие для наших друзей и союзников на Ближнем Востоке. Мы допустили только одну маленькую ошибку мы выбрали не тех союзников».
В следующем месяце весь класс, наконец, получил звание лейтенанта и ждал новых назначений чем лучше оценки, тем лучше назначение.
Я был направлен в танковую дивизию в Южной группе советских войск в Венгрии вместе с одним из моих одноклассников, Сеней. Юра, мой еврейский друг, был отличником, но его направили в Дальневосточный военный округ, самую нежелательную должность в глуши. Условия жизни там были очень суровыми, и вероятность продвижения по службе для Юры была очень мала.