Прекрати, всё же пытаюсь бунтовать, увернувшись от очередного поцелуя.
Да хорош ломаться! раздражённо рявкает он, сжимая мои щёки. Сама задницей вертела, а теперь недотрогу строишь?
Отвали, мудак! огрызаюсь. Секс не обещала!
Исправим, шипит мужчина и облизывает кончик моего уха.
От этого желудок скручивает неприятным спазмом. Дерьмо, да это похоже на изнасилование. И совершенно точно смахивает на глупость, от которой предостерегал Алекс.
Сказала, отвали!
Я со всей дури лягаю мужчину по колену. Это действует на него, как красная тряпка на быка. Пьяная координация играет со мной злую шутку, когда не успеваю сладить с щеколдой. Он жёстко перехватывает мои запястья одной рукой, заламывает их над головой. Второй снимает колготки и отодвигает пальцем тонкую полоску трусиков, даже не удосужившись их приспустить.
Тело цепенеет от страха, крик застревает в глотке. И, как назло, в туалете ни души, чтобы подозрительная возня привлекла постороннее внимание.
Пожалуйста, взмаливаюсь, взывая к благоразумию мужчины. Я не хочу!
Захочешь, обламывает он, обжигая шею дыханием.
Ох, Господи Боже, что за пиздец.
Когда член касается кожи, громко взвизгиваю и дёргаюсь в сторону, пытаясь воспрепятствовать унизительной близости.
Помогите!
Рот закрой.
И тут кто-то с силой шарахает по кабинке, отчего мужчина отскакивает к унитазу, а у меня появляется фора, чтобы поправить платье с колготками и вновь заорать:
Помогите!
Рывок, другой, и петли не выдерживают мощного напора. Дверца отлетает, а перед глазами возникает разъярённое лицо Сваровского.
Алекс! не веря счастью, прячусь у него за спиной, как зашуганный зверёк.
Ты чё, охренел? рычит Сваровский и кидается к остолбеневшему парню, придерживающему штаны. Да я тебя в трупном мешке отсюда вынесу.
Удар, и мужчина валится на пол, так и не застегнув ширинку. Следующий становится решающим, отправляя урода в нокаут. Не реагируя на мой скулёж, Алекс быстро набирает кого-то по телефону, а потом приказывает:
Наряд на угол Красной и Розы Люксембург, клуб «Дикий кайот». Живо! потом оборачивается на меня и гаркает: Ты совсем ёбу дала?!
Прости-и, вою, окончательно потеряв контроль над эмоциями. Алекс, прости-и!
Марш в машину, Глинская! Я с тобой ещё не закончил.
Под гнётом бешеного влияния Сваровского и ужасом пережитого, слушаюсь беспрекословно и вылетаю из туалета так, что пятки сверкают. Несусь напролом через толпу к выходу. Оказавшись на отрезвляющем декабрьском морозе, вспоминаю про полушубок в гардеробе, но не рискую возвращаться. Топчусь возле внедорожника Алекса, разогревая плечи, и захлёбываюсь рыданиями.
До перепуганного сознания долетает рёв сирены, а потом появляется машина с мигалками. Четверо полицейских врываются в клуб, и спустя десять минут выволакивают бессознательную тушу мудака со спущенными штанами. За нарядом следует Алекс с каменным лицом, раздавая указания.
Погрузив мужчину в УАЗик, патрульные уезжают, а Сваровский неумолимой стеной надвигается на меня.
Ты чё раздетая выскочила? спрашивает относительно спокойно.
Н-не знаю, заикаюсь, стуча зубами. Я как-то...
Что, не подумала? язвит он.
Закатив глаза, отпирает для меня машину, а сам возвращается в клуб. Минут через десять идёт обратно с полушубком и откуда-то взявшейся сумочкой, которую, по всей видимости, обронила в туалете.
Кутаюсь в норку и трясущимися пальцами нащупываю сигареты в кармане, но подкурить не получается. Сжалившись, Алекс отнимает зажигалку.
С-спасибо, всё ещё дрожу, как лист на ветру.
Сваровский тяжко вздыхает, устало массируя веки. Закуривает тоже.
Глинская, откуда в тебе столько дури?
Да я не этого хотела! возмущаюсь, однако быстро затыкаюсь под испепеляющим взглядом тёмных глаз.
Я по-человечески попросил: без глупостей. А ты что устроила?
Прости, мямлю, выдыхая горький дым. Не злись, пожалуйста.
Не злись? Вообще кукушка не соображает?! Алекс ударяет по рулю, а его Ауди обиженно крякает коротким гудком. До тебя, идиотки, ещё не дошло, что какой-то гондон чуть не отымел твою задницу в сраном туалете?
Начинаю истерику, которую усердно подавляла всё это время. Волком завываю, изредка вставляя извинения, а Сваровский качает головой, матерясь похуже уголовников, с которыми коротает дни напролёт.
Марго, да я чуть не рехнулся! он продолжает сыпать упрёками. На кой чёрт тебе телефон, если не пользуешься им по назначению?
Ничего не отвечаю и принимаюсь голосить ещё пронзительнее. Алекс кривится от ультразвука, затем примирительно тянется ко мне, чтобы обнять. Прижимает к груди, а я зарываюсь в его куртке, неустанно моля о прощении.
Ну всё, хорош скулить, он целует меня в лоб. Угомонись, Пикассо.
Спасибо, что приехал, хнычу куда-то в шею. Господи, Алекс, спасибо!
Всегда пожалуйста.
Как ты?.. Откуда?.. Почему?
Сформулировать вопрос не получается, и это расстраивает моё без того уязвлённое самолюбие и отбивает остатки уверенности в наличии мозга. В оправдание могу лишь сказать, что «во мне пол-литра водки в доле с марихуаной». Тексты Скриптонита засели в голове, и я нервно хихикаю, сообразив, что не в состоянии даже выстроить мысли в логическую цепочку.