- Не сейчас, - пытается отмахнуться от меня.
- Сейчас, Марк, - я делаю шаг вперед, ощущая, как земля уходит из-под ног. - Потому что вопрос очень странный и непонятный.
Он тяжело вздыхает, закатывает глаза, но возвращается в гостиную и плюхается на диван прямо на то место, где только что сидел Рома. Его кофе оставляет темный след на стеклянном столике, и я почему-то замечаю, как капля проливается на белую обивку, оставляя пятно.
Глядя на это пренебрежение, я понимаю, что мы же не Ира с Антоном. На нас можно срываться, на нас можно наплевать. Мы - ошибка молодости, а они - новая, блестящая жизнь, ради которой он готов растоптать все, что у нас было. Вот только он еще не знает, что ему приготовила его Ирочка, но этот козырь я придержу на финал.
- О чем ты хочешь поговорить, что это не терпит хотя бы до завтра? - он делает глоток, и я вижу, как его пальцы сжимают чашку слишком сильно, будто он хочет ее раздавить.
- Почему наш домик в элитном кемпинге больше не наш?
Он замирает. Всего на секунду, но я это вижу, как его глаза расширяются, как дыхание задерживается, как пальцы непроизвольно сжимаются.
- Ты о чем? Домик наш, - его взгляд бегает, не может остановиться на мне, будто ищет выход.
Я же вспоминаю, как после проверки документов, сегодня утром мне прислали документы, где черным по белому значится имя Иры во владельцах домика. Этот дурак уже пошел все на нее переписывать, а я жалею, что дура, позволила этот домик в свое время оформить на него.
- Это не ошибка, - говорю я, садясь напротив, ощущая, как диванный прогибается под моим весом. - Я хотела, чтобы домик подготовили к выходным, съездить туда всей семьей, позвонила, а мне сказали, что этот дом не наш.
- Произошла ошибка, - он ставит чашку, и она дребезжит о стекло, звук разносится по всей комнате. Я позвоню и все улажу, наволнуйся. Ты с Ромой собралась туда? У меня нет времени с вами кататься.
- Ты не едешь? он качает головой, явно уже планируя нормальные выходные с той семьей. Герой. Отец года. Тогда и мы не едем, но все равно разберись с домиком, - усмехаюсь, и это звучит горько даже для меня. - А то я уже подумала, что это гнездышко теперь твое и любовницы. Мало ли вдруг мы тебе больше не нужны.
Воздух в комнате становится тяжелым, будто перед грозой. Лицо Марка сначала бледнеет, потом покрывается красными пятнами, как будто под кожей разливается яд. Он открывает рот - я вижу, как дрожат губы - но я уже встаю и ухожу, оставляя его одного с его кофе и ложью.
Прежде чем ты нанесешь удар, я успею нанести свой, дорогой, а этот разговор так, провокация.
Глава 11
Альбина
Гостиная Ульяны залита мягким вечерним светом, пробивающимся сквозь полупрозрачные занавески. На подоконниках горшки с орхидеями, их нежные лепестки кажутся хрупкими, почти прозрачными в лучах заходящего солнца.
Я сижу в глубоком кресле, пальцы сжимают фарфоровую чашку с чаем, который уже остыл, но я все равно делаю глоток, чтобы хоть чем-то занять руки, пока заканчиваю ей пересказ событий последних дней.
- А еще он переоформил домик в кемпинге на нее через дарственную, - говорю, глядя, как чаинки медленно оседают на дно чашки, образуя причудливые узоры, похожие на карту моей разрушенной жизни, которую я не могу прочитать.
Пальцы сами сжимают фарфор сильнее, чем нужно, и я чувствую, как тонкий материал вот-вот треснет под давлением.
- Чтобы даже в суде ничего нельзя было сделать. Я такая дура, что позволила тогда только на него его оформить.
Ульяна застыла с чашкой в руках. Ее брови почти срослись от напряжения, а губы плотно сжаты, образуя тонкую полоску.
- Ты уверена? Может, это ошибка? - ее голос звучит неестественно высоко, словно она сама не верит в эту возможность, но отчаянно цепляется за нее.
- Я видела документы собственными глазами. Ошибки быть не может, - отвечаю, ставя чашку на стеклянный столик с легким звонком, который кажется оглушительным в тишине просторной гостиной. - В них черным по белому написано, что Ирина Лобанова единственная хозяйка. И дата свежая, неделю назад все провернул.
- Боже - Ульяна проводит рукой по волосам, сбивая аккуратный хвост, и несколько прядей выбиваются из прически, падая на лицо. Она даже не пытается их убрать. - Какой же он
- Козел? - подсказываю я, хотя в голове варианты покруче: предатель, подлец, тварь. Но эти слова слишком личные, слишком болезненные, чтобы произносить их вслух.
- Хуже. Настоящая мразь, - она резко встает, начинает ходить по комнате, ее босые ноги шлепают по теплому паркету с подогревом, оставляя едва заметные следы на идеально отполированной поверхности. - И ведь если бы на вас сказала оформлять, он бы тебе как-то подсунул отказные документы. Раз он такое творит, я уже во все поверю.
- Кстати, - соглашаюсь с ней, и только сейчас понимаю, что да, при желании он мог что угодно сделать, и через кого угодно.
- И эта Ира Я видела ее в фитнес-центре на прошлой неделе.
По-хорошему, мне должно быть все равно, но не могу задушить в себе проклятый интерес, что там было. В груди что-то сжимается, будто невидимый кулак сдавливает сердце, заставляя его биться чаще.