Это еще что! утешил начальник бюро. Сейчас мы хоть книги учета завели, осуществляем анализ. А ранее вот была каша!
Присутствовавшие вздрогнули. Каша была заварена и оставлена такая, что в ней сломит ногу даже сам начальник ОТК вкупе с двумя тысячами своих подчиненных! Я не оговорился. Две тысячи. Дополнительно сообщаю еще кое-какие интимные цифры: завод успел выработать шестьдесят тысяч двигателей, а запчастей к ним нуль, мизер, фиговый канцелярский листик. На заводе меня клятвенно заверили, что в целом это не их дело запчасти.
В чем же дело? с маниакально неприличным упрямством интересовался я. Может быть, в конструкции?
Да нет, говорили мне. Конструкция очень хорошая. Даже отличная. Только масляный насос плохой. А если он из строя выходит, то и весь двигатель к лешему
Стал я вентилировать проблему насоса. Но и здесь не удалось прицепиться, навести критику Ведь масляные насосы также не являются делом рук моторного. Они происходят с завода агрегатного. А тот, в свою очередь, «работает» их на неподходящих станках, являющихся делом рук Позвольте не продолжать. У меня закружилась голова. Я отдохнул под тук-туканье сборки и пошел к главному конструктору. Там я застал знаменательный и, можно сказать, исторический момент.
Нет, братцы, говорил Евгений Миронович представителям завода поршневых колец. Теперь этот номер с негодными кольцами у вас не пройдет. Не приму. Хоть зарежьте
По доброму, умному и, конечно, усталому лицу конструктора прошла судорога. Было очевидно, что в конце концов поршневики-поставщики его-таки «зарежут» и кольца (с отклонениями по твердости и упругости) он примет. А куда деваться? Ведь не останавливать же завод!
Я бережно закрыл за собой дверь кабинета, откуда вдогонку понеслось бормотание: «Какое мне дело Поставьте еще вагранку Евгений Мироныч Заставьте, как говорится, бога молить Не мое дело Ну, хотите, встану на колени Не возьму Ну, возьмите, возьмите Возьмите же!..»
В здании раздался грохот, перекрывший производственный шум. Возможно, это самый увесистый представитель поршневых колец действительно бухнулся в ноги главному конструктору. А в двери завода входил, озверело озираясь, тысяча первый толкач. Шел ли он клянчить, жаловаться или просто бить, я не знаю, но возмущение толкача понятно. Разрешите его разделить. Ведь я было поддался слезливости, и мне на секунду стало всех жалко. А потом я подумал, что главный виновник все-таки именно этот завод. Раз он ставит на продукцию свой товарный знак, то нечего кивать на смежников. Не кивать надо, а давить.
Я летел домой и загибал пальцы. Хозяйствам страны нет дела до директора завода. И правильно. Их занятие пахать. Директору нет отношения до качества. На «четырехугольнике» он круглые сутки решает проблему запчастей. Поставщикам абсолютно нет никакого дела до изготовителей. Они стремятся сбыть свою продукцию. Бюро же рекламаций
«Постойте, а кому еще нет дела? задумался я. Не пропустил ли я кого-нибудь? Ну, точно: себя. Мне ведь тоже, по сути дела, нет особого интереса ввязываться в эту запутанную историю Да и не толкач я, прости господи! Вот отстегнусь да начну сочинять про них безобидную трогательную корреспонден»
Тут в самолете вспыхнуло красное табло: «Пристегнитесь!» И я пришел в страх: что, если какой-нибудь масляный насос самолета родом с того завода? Вот был бы компотик
К СЕВЕРО-ВОСТОКУ ОТ РАЯ
Итак, я отпускник. Это значит, что вместе с другими курортниками я бегаю по билетно-кассовым залам, стучу в пуленепробиваемые окошки своим пока незагорелым кулаком и раздраженно требую плацкарту до рая.
Все хотят в рай. А рай это Крым. Так сказал когда-то поэт, и администрация замечательного полуострова до сих пор не может расплатиться за эту поэтическую вольность. Поэтому, движимый состраданием к распорядителям крымских горных высей, я останавливаюсь у самых врат рая, в Правоалексеевке, и еду автобусом к северо-востоку. Двенадцать верст и Девическ: ударение на букве «и», пляжи, «фрукта» и пристани, пахнущие пенькой, йодом, детьми капитана Гранта В хорошую погоду виден остров Зверючий, а ночью островной маяк телеграфно переговаривается с континентом: «Точка тире. Плывите сюда. Здесь необозримы пляжи, здесь гуляет ювелирно-хвостатый павлин и олени трутся боками о райскую яблоню, ибо сущий земной рай здесь. Тире точка»
Я и рад бы в рай, да не очень пускают. Ибо, помимо перечисленных маяком прелестей, на Зверючьем также наличествует Хазаро-тьмутараканский заповедник.
Ружье у вас есть? спросили у меня местные люди. Или собака?
Что вы! отвечал я. Просто очень хочу поваляться на тамошних пляжах.
Мир широк, дипломатически сказали хозяева рая. Кстати, ловушек или других орудий добычи зверей и птиц у вас с собой нет?
Я открыл чемодан и честно показал нехитрый отпускной инвентарь.
Рай ведь не только там, вздохнул райский распорядитель. Поезжайте-ка на Пиратскую стрелку, а? Это почище, чем любой рай. А на Зверючий сам Киев нс пускает.
Я с трудом дозвонился до днепровских широт, и в телефонной трубке раздался гром: на проводе был сам Киев. Он спросил, не собираюсь ли я заняться на острове выпасом скота. Я кротко сказал, что не собираюсь. Киев замолчал, оставив вопрос открытым. После попытки договориться о поездке на остров с двумя министерствами и даже с одним товарищем по фамилии Хаки (возможно, я расслышал неточно) я пошел на пристань, связал вещи кульком и отправился на Зверючий вплавь.