Олечек, в сердце схоронил твой порыв приехать и все мне устроить, меня устроить! Как я _с_л_ы_ш_у_ твое сердце! Как _в_и_ж_у_ знаю _в_с_ю_ тебя, несравненная! Знаю: ты можешь сделать, и как же ценно!! Как _п_ь_ю_ нежность-любовь твою! Она меня исцелит, только одно твое _д_в_и_ж_е_н_и_е! На коленях перед тобой, целую твои ножки. Но, Олечек, не делай этого за тебя в тревоге! И все равно, _н_и_ч_е_г_о_ нельзя провезти, _в_с_е_ отбирает или голландская, или французская таможня. Анна Семеновна не раз убедилась. Ну, что ты можешь мне привезти, чего я при известных усилиях, не мог бы найти здесь? И даю тебе слово: если бы мне стало вдруг хуже я сам попросился бы в клинику. Теперь я хоть за тебя спокоен: ты _д_о_м_а, всегда возле тебя дорогое твое мамочка, Сережа, и будут приняты все меры.
Глухая осень, холода, пойдет непогодь, ив такую пору, в современных условиях, тебе, всегда под угрозой болезни! быть в трудной дороге (в поездах битком, нельзя тебе!!), на-юру, в чужом Париже, (пусть и в удобном отеле). Когда твой Ванёк «скрипит». Ну, случись с тобой я _ч_т_о_ я-то буду?! Изведусь. А ты будешь беспомощна. Знаю, о тебе будут заботиться, да, и как еще! Юля _в_с_е_ сделает, по моим указаниям в_с_е!! Но мы с тобой источим последние силы в тревогах смертных. Не надо делать такого _с_и_л_ь_н_о_г_о_ опыта. Светик мой, о, чудесная-призрачная моя! в иные миги мне так представится
будто сон мне снится, _с_о_н_ _о_ _т_е_б_е! так для меня это несбыточно щедрая Милость Господня..! Ты, _я_в_л_е_н_н_а_я_ мне! Я молю Господа ущедрить Милость дать мне увидеть тебя, поклониться тебе, душа родная, моей дружка.
На днях А. С. Будо едет по делам в Голландию, возьмет мою книгу для тебя. Это забытый мною! II-й том моих сочинений, выпущенный Петербургским союзом писателей в 1912 г.142 (после был переиздан, причем я исключил рассказ «Иван Кузьмич»143. Почему не знаю). Перечитал теперь и вижу для _т_о_г_о_ Ив. Шмелева рассказ приличный, психологически выписан удовлетворительно и по характеру _м_о_й! Не знаю, дам ли еще что газете. Печально, что не пришлось изложить мои взгляды на жизнь и мир а без повода (если негде печатать!) я теряю «толчки» к писанью. А как я горел! И как бы мно-гое выперло из души! В ночь на понедельник 9-го XI видел покойную матушку! Не помню, ко-гда еще видал! Она, похудевшая, в белесом платьице, хочет, словно, меня увидеть и вот, кто-то слева, м. б. Оля покойная, _п_о_к_а_з_ы_в_а_е_т_ на меня, а я где-то на 3-м заднем плане .
Матушка, кажется ничего не сказала, смотрела, как бы жалея меня. А я что-то сказал, я не помню. Просил..? или приветствовал Мне было радостно увидеть старенькую, и я почувствовал, что она _р_о_д_н_а_я_ моя, и я люблю ее, и мне жалко ее почему? Теперь мне больно, как мало был я с ней ласков, как не умел быть ласковым с ней! Надо было хотя бы переломить, для нее, перестроить что-то в душе. Она не умела или очень редко умела, и так неуклюже! ласкать детей. Что же, она не виновата, не умели воспитать в ней ласковость, суровая семья была у ней, училась и жила в институте (Елизаветинский институт в Москве)144, очень хорошо училась, с наградами, почти из института замуж, не по любви, но жили с отцом хорошо, у него был такой _я_с_н_ы_й_ характер, _м_и_р_н_ы_й, чуткий душевно был он, даже (в то-то время!) служащих _н_е_ _м_о_г_ обидеть или прижать Да вот: иной раз воротится домой часам к 11 вечера. Кухарка спит. Все спят. Осторожно разбудит «Татьянушка, сделай-ка яишенку прости уж есть хочу» не любил ресторанничать или по трактирам, она на таганке, на лучине, изготовит в 5 шт. глазунью подаст тихо в столовую, (снизу из кухни) валенки всегда, чтобы не стучать. Отец помню! калач так вкусно над яичницей разломит, (крупные золотые запонки сверкнут на чистых крутых манжетах, он без жилетки, _н_о_ч_н_о_й) «Погоди-ка, скажет шепотком, на-ка не серчай, что побудил» и двугривенный. Та «да что вы, Сергей Иванович да я всегда рада как же так голодным спать» Всегда любил наградить. А если кого обидел погорячился весь день сам не свой О, _к_а_к_ это ценил народ! И как я, я, маленький, _ч_у_в_с_т_в_о_в_а_л до слез!! Я всегда страдал, и ка-ак! если кого увольняли. И очень не любил увольнять. Как любили его, и как ходили за ним, когда он заболел смертно и как же страдал! Вот мне и жутко писать последние очерки «Лета Господня». Но надо. Дал бы Господь войти в силу. Одиннадцатый час. Тошноты нет, но небольшая renvoi . Завтра заставлю себя пойти пройтись. Почти бросил курить: два раза в день по 1/3 папироски.
[На полях: ] 11.XI Утром твое письмо 5.Х1144а. Целую. Да, сердцем страшусь за тебя пойми! И хочу видеть тебя в Париже, но разум говорит: _н_е_л_ь_з_я, нет. Страшусь за тебя пойми!
Я старовер, больница для меня ужас, не верю во французское лечение, и французским сестрам.
Процесс моего пищеварения, вполне хороший, только вот отрыжка дрожжами очевидно, залеживается.
Желудок очень расширен и опущен.
Не заметил как кончил 2 лист. Целую, деточка, Оля моя. Пиши. Твой Ванёк