сознаваемое. И будет закончено «Лето Господне». 11 часов, я с тобой, в тебе, _в_е_с_ь, твой Ванёк. Поздно, до завтра, чтобы не докучать французам стуком. Покойной ночи, ласточка, голубка, гу-лька любимка спи спокойно, светлая моя, Олю на..!
Не могу отстать от тебя, пером твоим драгоценным Даром! пишу. Смотри, как _к_т_о-т_о_ промышляет о твоем Ванечке! В 10-м вечера смотрю сахару два куска осталось! А достать до 1-го сент. 2 недели! Думаю ну, на варенье отыграюсь. Бу-дет сахар Звонок. Юля! Ездила с мужем на 2 дня за город. «Ах, я тебе достану сахару» (а я и не поминал!) «а пока вот» и высыпает из дорожной сумки кусков 15!!! Ну, видишь? _К_т_о-т_о_ заботится. Знаю _О_н_а, святая, Оля. Послала. Знаю, верую. «Все эти два дня думала о тебе бедный, один, в духоте» А я в чудной прохладной своей квартире! Читаю, лежу, покоен. «Вы должны проехать, совсем близко по metro, и такая природа!» Решил в субботу поеду на целый день. С ними. Ночевать не люблю, вернусь, и так просто, по metro, загородное, верст 15. Если буду здоров, возьму еду, книгу буду лежать в затени, дышать! Поездка дальняя ты знаешь должна быть! Сентябрь хорошо, люблю «бабье лето». И Бог даст, исцелую все пальчики на ручках услышу твое сердечко. Хо-чу! Я спокоен. Я даже удивлен, что нет тошноты, что я силен, что нет и боли, нет «вздутий», ни-чего Будто я _с_о_в_с_е_м_ здоров! «Господи, продли это!» И я я найду силу, дар пропеть Его! О, милая! Благословляю тебя, неназываемая моя! За-чем я не сдержался? Написал о недугах?! Но я _н_е_ мог не сказать тебе о тревогах. Верь мне. Я _н_и_ч_е_г_о_ не скрываю. От тебя ни-чего не скрою: Бог даст, все будет хорошо.
До завтра. Сейчас без 10 мин. 12 ночи. Послушаю последнюю информацию. И спать. Ольга моя, как люблю..! Как нежно, чисто, глубоко!.. Будь покойна. Будь здоровенькая, дай, перекрещу Господь с тобой. Это твои молитвы меня крепят, и ЕЕ молитвы. Завтра возвращается Елизавета Семеновна («караимочка»), и я опять должен завтракать у них но только по моей диете. Не думай, я _т_а_к_ ничего не принимаю Это не от тебя, и потому _т_а_к_ не принимаю. Я все же так или иначе нахожу способы возмещать. Ну, спи, бессонка бывшая бессонка теперь ты должна спать крепко, я всегда с тобой. Знай это, Ольгушоночек мой _в_с_е_г_д_а. На душе мне легко, ты думаешь обо мне, ты вся ласка, вся думочка моя, вся _в_е_ч_н_а_я! Так есть мне хочется!! но воздержусь до утра. Легкость во мне дороже насыщенья. А, кажется, три ужина съел бы!!! И еще хочется писать. И еще но ты _з_н_а_е_ш_ь, что еще. Мы оба знаем. Да. Да будет.
17. VIII.42 930 утра Олёк чудесный, от возбуждения ли, или это от пустоты в желудке, не мог и не мог заснуть. Спал не больше 2 ч., ра-а-но проснулся, и едово на уме. Татарин вспомнился: помнишь видел татарин во сне кисель, да ложки не было Чу-дак да лапой-то зачерпнул бы! Пару яиц полусырых, кофе две чашки, с маслом замешал молока не осталось ветчины ломтик а есть все хочется. А переесть боюсь. Смешно на себя. И писать хочу, и плясать хочу Бывало, в таком «движении» я крокодилом по квартире, большая была зала в Москве, ляжешь набок, потом плечи повернешь, на ладони обопрешься и помчишься так, «хвост» ноги-то! помчишь что я проделывал! Я сейчас помчался бы верхом на казацком седле верст двадцать бы отмахал, на заре, в Крыму воздух какой, какой простор! Я всю ночь с тобой, в мечтах жгучих, по горам катал, заезжал в кафейни, ел жгучие чебуреки знаешь? пирожки татар, на бараньем сале, пузырчатые а виноград кисти-грозди какие, со-чные, теплые сладкие и ты такая яркая, свежая, летняя утренняя, гроздь спелая и в глазах, синих-синих, от моря, от неба, заревые облачка в них, дымкой плывут, и как все молодо, как все свеже-сильно, как бьется-играет жизнью! Пишешь о чем-то в моем письме: «ошеломляюще-неожиданно слишком ты там не ты!» Не пойму. Почему для меня «дама» определяется миллионами..! Отку-да это ты..? Да ты вчитайся, милка ты ли не поняла, я ли неясно что выразил..? Что ты мне навязываешь?! Я, именно, этих «дам» ни-как не беру ну, ни-как потому-то и вскипело во мне, что ты с ними считаешься, для них «прибираешь», для них «показ»! За тебя зло разобрало. С больной головы на здоровую?.. Я за тебя страшусь, ты опять напрягаешься, и для всякой др. влоск ложишься! Сама писала же, «сама вожусь все чищу» Иверскую, что ли, встречаешь?! Да я бы плюнул на все смотри не смотри какое мне дело до тебя, ба-рыня?! «Смотрины»112а с усмешкой, а все таки «чтобы ни сучка ни задоринки»! Нашла для _к_о_г_о! Ну, конечно «за свою честь». Значит, считаешься с _т_а_к_и_м_и_ барынями
бледненькие. Я их часто целовала. Она носила сережки маленькие колечки с бирюзинкой, а из одной выпал камушек, и Яйюшка туда вставляла кусочек синего «мраморного» мыла. Мне это всегда было очень занятно, как это она «драгоценный» камень сама делает так просто. Яйюшка была стройна и высока, держалась прямо, «статно». Русая, конечно. Когда ее отец умер, то у тетки Лукерьи осталась куча ребят мал-мала меньше. Александрушке шел 9-ый год. Молодой, красивый мужик был ее отец. Умер сгорел. Схоронили его. Притряслись на пустых дрогах, на кляче домой с погоста Лукерья с детками постарше, а дома еще: один на печке, другая в зыбке. Крепилась Лукерья на погосте, а как ехали полем завыла. Воет и в доме, хнычут ребятишки. Есть нечего. Не хочет и грудь давать меньшой девчонке «а, пущай хошь все подохнем!» «Мамонька, не вой, я тоже буду работать». «Чего ты, дура, будешь работать, кому нас нужно, за что взяться?» «Мамонька, я в люди пойду право мамонька, пусти меня в люди, я на всех потрафлю»