и простительное «политику высочайшего класса». Остается только удивляться, почему Томас Манн еще до 1939 г. утверждал, что «Гитлер это хаос», а «его свержение единственное средство спасти Германию». Не иначе как классик немецкой литературы был «германофобом» и не разделял интересы Германии.
В действительности упрек «германофобии» высказывался в адрес Томаса Манна как в первую послевоенную пору (многие свидетельства этого читатель найдет в этой книге), так и все годы нацистского господства. Еще в начале 1933 г. многие немецкие деятели культуры, разгневанные недостаточно уважительным, на их взгляд, обращением писателя к фигуре Рихарда Вагнера, подписали открытое письмо «Протест вагнеровского города Мюнхена», где говорилось, что Манн «имел несчастье променять свой прежний патриотический настрой на космополитично-демократическую позицию». Разумеется, слово «демократия» звучало на заре фашизма только как ругательство. Потому, что фашизм это не та или иная страна и ее отдельный исторический этап, а политическая система и господствующие в обществе ценности, которые могут пытаться подчинить себе любую страну, в том числе некогда сражавшуюся с фашизмом. И то, что противостоит этой системе и ценностям не что иное, как демократия.
Об этом, а также о необходимости обновления демократии, чтобы она снова и снова наполнялась актуальным, захватывающим, животрепещущим содержанием и не казалась чем-то избито-скучным риторической фигурой, от которой хочется уйти к чему-то новому и непредсказуемо-интригующему, впустив «свежий космический ветер», о котором писала немецкая пресса с 1933 года, говорит Томас Манн в 1938 году в своей речи «О грядущей победе демократии» (также никогда не публиковавшейся на русском): «Самоочевидность демократии оказалась во всем мире под большим вопросом Демократия в наши дни находится под угрозой, она не застрахована от посягательств извне и изнутри, она снова стала проблемой Настал час для самоосмысления демократии, ее обращения к своим исходным смыслам, ее самоанализа и самоосознания; одним словом ее духовного и эмоционального обновления. Поскольку основная сила, подлинный соблазн идей и тенденций, угрожающих сегодняшней демократии и делающей ее проблемой, фашистских тенденций это привлекательность их новизны На этом они настаивают, этим они хвалятся, пытаясь выставить себя полными юных сил, носителями будущего.
Нужно, чтобы демократия ответила на эти фашистские спекуляции переоткрытием себя самой, которое способно придать ей не меньшую, а на деле куда большую привлекательность новизны В действительности невозможно переоценить ее витальность, ее ресурс омоложения, рядом с которым юношеский задор фашизма окажется не более чем гримасой» .
Томас Манн придает «понятию демократии самый широкий смысл куда шире политического значения этого слова, связывая ее с самой человечностью, с идеей и абсолютом. Демократия вневременно-человечна, и эта ее вневременность означает такую степень потенциальной молодости, которую достаточно даже просто представить и прочувствовать, чтобы она далеко превзошла своей привлекательностью любого рода, жизненностью, красотой все, чему отпущен лишь недолгий срок цветения» .
Называя демократию «вневременно-человечной», а ее противника, фашизм, «временным явлением», писатель не упускает из виду, что и фашизм «имеет глубокие и, возможно, вечные корни в человеческой натуре, потому что сутью его является насилие. Его кредо физическое и духовное насильничанье, в них он верит, их практикует, любит, чтит и превозносит, они для него даже не ultima, а prima ratio Насилие это принцип, беспощадно создающий реалии, ему под силу все или почти все, и после того, как оно страхом подчинит себе тело, оно способно подчинить даже мысли, поскольку человек не в состоянии долго вести двойную жизнь: чтобы быть в гармонии с самим собой, он вынужденно приспосабливает свои мысли к тому, как его вынуждает вести себя внешний гнет» .
Что ж, никакое государство, наверное, не может существовать без той или иной доли насилия, в том числе и давления, оказываемого на мысли, формирования дискурсов в общественном мнении. Это интеллектуальное давление называется пропагандой. И отличие демократии, подтверждение ее присутствия, пусть даже в слабой мере, состоит не в полном отсутствии такого давления, а в возможности противостоять пропаганде, открыто, без всякой оглядки, разоблачать ее, делая властный
дискурс не единственным разрешенным в обществе. Этим противостоянием пропаганде, вскрытием ложных посылов ее логики, лжи, заключенной даже в формальной правде («потому что в жизни все зависит от того, кто высказывает правду: в иных устах и правда становится ложью» ) Томас Манн занимается в своих политических речах и статьях с 1938 по 1945 г. И, наверное, трудно найти писателя, который так мастерски, как он, владел бы искусством вскрытия противоречий, заключенных в идеологических посылах, свидетельство чему можно найти и в его гораздо более ранних текстах например, в дискуссиях Сеттембрини и Нафты из романа «Волшебная гора».