Казалось бы незаметная фраза, краткое упоминание в одном из писем Шмелева 1939 г. означали начало большой, последней любви писателя. «Написала мне из Голландии О. Bredius-Soubbotina, благоговеет перед Вами» . Столь же коротко отозвался о ней Ильин: «Субботины целое гнездо хороших людей. Пишут недавно: мать и сын в Берлине (мой ученик), а дочь замужем в Голландии» . Шмелев ответил на письмо Ольги Бредиус-Субботиной, постепенно завязалась переписка, ставшая необходимой обоим. Из писем И. С. Шмелева к И. А. Ильину: «Чудесно раскрывается мне душа О. Субботиной-Бредиус. Она исключительная, светлая, умная, душевно и духовно богатая, непохожая на всех. Какая она, Вы знаете? Маленькие ее письма полны ласковости, нежности. Жалею, что так и не придется встретиться. Она поражающе чутка сердцем, и вся она болеющее сердце. Но почему она одна? Впрочем такая всегда одна» . Постепенно взаимная симпатия переросла в более глубокое чувство. Сходство имен (Ольга Александровна Шмелева Ольга Александровна Субботина), внешнее сходство, постоянно подчеркиваемое Шмелевым, позволили ему видеть в Ольге Субботиной повторенье «первой» Оли: «Хотел бы побеседовать с ней вслух, многое сказать послана она была мне покойной моей Олей, во укрепление: это я твердо знаю. Ибо есть у меня знамение сего дара» В это время Шмелев возобновляет работу над романом «Пути небесные», прерванную после смерти жены. Ольга Александровна Субботина становится прототипом Дариньки (главной героини) второй части романа. Письма Шмелева к Ильину полны восхищения, радости, творческой энергии. «Она чиста, открыта, детска, и, часто, непостижима для меня. Она давно-давно была в моих предчувствиях, и я несчастен, что она лишь коснулась моей жизни. [] Но знаю я, что перепиской за почти 7 лет, мы многое нашли друг в друге, настолько, что других слов не надо. Мне было даровано счастье увидеть чудо русской женщины во всем» .
Сравнивая «Роман в письмах» с «Перепиской двух Иванов», можно заметить, что наиболее верно характер Ольги Субботиной Шмелев передает именно в письме к Ильину: «В Ольге Александровне я встретил лучшее издание персонажей некоторых! Достоевского. При всем обаянии поразительнейшей одаренности!.. но такие вывихи такие спазмы Господи, я плачу Ведь такая душа, сердце будь светло направлены огромное могли бы
творить в Жизни!» . «Будь я в ином плане писаний, да будь я моложе лет на 2025 я бы, м. б., провел ее такую в романе. В ней есть несомненная, яркая русскость и страшный душевно-духовный опыт предков. [] Страшный груз сколько взято на душу всего поведанного на исповедях! [] Но много чувствительности в ней-то и растрачивается глубина-подлинность. Все проходит вспышками, до припадков, условно говоря. Проходит, не осекаясь глубоко. Скольжение. Странный характер, удивительная мягкость и порой непостижимая жесткость, такая крутая смена, буерачность и души, и сердца. [] Не хочу судить: жалею, глубоко жалею. Какой бы это был бриллиант, если бы поддался алмаз граненью!..»
Слова Ольги Александровны, повторенные Шмелевым в одном из писем к Ильину, прекрасно иллюстрируют то огромное влияние, которое имел на нее философ: «Как прав Иван Александрович! Как блестящи его выводы! Как верны! Мне он много дал опоры и как бы дал ключ к уразумению себя, не в смысле искусства, а в общем. Как ключевая вода кристально ясен ум его. Какая точность. Люблю такую точность, такую деловитость. Но она у него всегда не без тепла. И это чарует» . Тем не менее, когда во время наиболее тяжелой ссоры с Ольгой Субботиной Шмелев обратится к Ильину за поддержкой, отзыв Ивана Александровича поразит его своей холодностью: «История с Ольгой меня не удивляет. Не хотел мешать Вам давно уже помалкиваю. Я знаю ее лучше. Теперь Вы видите ее вернее. От Достоевского и от великих талантов там ничего и никогда не было. А от обычного женского тщеславия даже в религии тем более в религии край непочатый» . Шмелев горячо возразит ему, однако здесь, как и в отношении романа «Пути небесные» мнения корреспондентов разойдутся, и эти вопросы они будут обходить молчанием. «Я упомянул про героинь Достоевского в смысле неистовства истерического, одержимости а не про таланты. Нет, она талантлива, и очень [] А, все бы рассказать бумаги не хватит. Сколько я сил положил, чтобы огранить Она за эти 8 лет очень выросла! Накопилось всего. Иные письма восхищают да, блеском. Я не ошибусь. Да и я не из нищих если когда объявится эта переписка умопомрачительное литературное событие! Клады неисчерпаемые по разнообразному содержанию и захвату! Не было еще такого, знаю. А эпоха-то!!!! чего-чего не пришлось коснуться!..»
Кем была в жизни Шмелева Ольга Александровна Бредиус-Субботина? В своем резком отзыве Ильин не одинок. Тем не менее, именно ее письма давали Шмелеву силу жить после всех потерь, и не просто жить, но продолжать работать. К ней, перед смертью, он обращает свое последнее письмо (написанное под его диктовку сиделкой Иван Сергеевич уже не мог писать), к ней, в течение двенадцати лет, обращены самые нежные слова Ивана Шмелева.