Иван Сергеевич Шмелев и Ольга Александровна Бредиус-Субботина Роман в письмах. В 2 томах Том 2. 19421950
Письма 19421950 гг.
1. VI.42 2 ч. дня
Светлая, радостная Ольгуночка, серо-голубоглазка, новорожденна милая, нежка-ласка, Олюна еще, и еще, и еще, и еще-еще, весь к тебе, весь с тобой, весь о тебе, только о тебе еще пишу, хочу, чтобы ты вся была мной полна, моей нежной-нежной думочкой о тебе, моя детка, цветочек мой заревой, вся весенне-летняя, вся майская, вся душистая жасминка, примаверочка хрупкая, леснушка-полевушка, легкокрылка-чудеска весь взят, опять и опять, вновь взят, и как же полно и сильно! «Что ты со мной сделала?..» это мне говорить счастливо, а не тебе вопрошать меня ты со мной все сделала, ты меня ослепила, опоила собой, сердцем своим, очаровала яркостью своей, искрами осверкала, новое слово, т_ы его выбила из меня! о, чистая моя голубка!.. не нарадуюсь, не надумаюсь о тебе, весь в тебе. Ольга, я так сейчас взбит, так хорошо и светло разволнован тобой, твоим светлым письмом, после твоих томлений и сомнений не мог улежать я после утреннего кофе читал на кушетке газету, как всегда, и вот письмо и от Сережи, вскочил, заметался, запел а когда я пел?! пью твою любовь, и как же называю тебя, как безумный таких и слов язык не знает! а я тебя ласкаю, я тебя нежно лелею и сердце бьется, как чумовое, ища тебя, зовя тебя, стучась к тебе Оля, приди, Оля не могу без тебя не могу, не хочу жить, нет без тебя мне жизни! О, Ольгунчик-Ольгунушка, как нежно теплится к тебе, тобой сердце! Я весел, я весь собран, я радостен тобой ты угадала слышал твое письмо у доктора1, я так томился истомился по тебе, твоими страданиями истерзался, и будто вся сила моя пропала, я был как приговоренный. Твое выздоровление воскрешало меня медленно, слишком много нервной силы ушло но сегодня я воскрешен, радостен, счастлив почти счастлив, т. к. без тебя не могу быть счастливым вполне. Глупенькая моя, разве могу я когда-нибудь забыть тебя? Небо-то мое забыть? свет мой, солнце мое святое забыть!? Ольга, как томлюсь тобой поняла, да? Моя, животворящая, все творящая во мне Ольга! Радуйся, Оля, живи всем существом пей солнце, весну, пей от чаши земной, Господняя это чаша, чистая чаша радости будь же здорова, будь сильной, радость дает силы! и береги себя. Олёночка моя, я страшусь, что ты, от небрежения, можешь заболеть, и опять может начаться прежнее. Берегись же простуды, гриппа! Прошу: не считайся «забронированной» в летнюю пору: теперь же прими антигриппаль, и так каждые 2 с половиной месяца и не будет гриппа. Почему ты не можешь до сей поры спать, как любишь, не на спине только? почему? Если бы я был с тобой! Я баюкал бы мою голубку, мою зарянку, нежную мою киску о, как дорога ты мне! Я весь трепет, от нежности к тебе, от светлой, такой святой жалости к тебе, Олюша. Думаю о тебе, и сладко кружится голова, когда _т_а_к_ думаю Т_а_к..? Ну, да, о тебе, как о моей _в_с_е_й_ моей прости. Безумец я, но и ты же безумство во мне рождаешь, питаешь Оля, ты лучше для меня всех, всех, ты ни с кем не сравнима, ты моя святыня на земле. Откуда ты взяла, что мне могли нравиться спортсменки?! И та, пражская, К.2 нисколько! Напротив, от таких холодком веет на меня, ослабляет «вкус», всегда! Я благоговею перед женственностью, а ее у тебя _в_с_я_ ты. Знаю, чувствую, слышу, осязаю.
Сейчас был у доктора. Говорили о тебе. Ты удивительная беспокойка. «Оба хороши», диагноз доктора. Обещает нажаловаться на меня. М. б. уеду с ним на день два в один пансион, в субботу, до понедельника. За 30 верст. Там лес, луга. Солнца хочу. И буду грезить тобой. Прочел он мне два письма женщин-врачей из Красного села. Если бы русские эмигранты _з_н_а_л_и_ больше! Не было бы колеблющихся: советы создали для народа сплошной ад! Как умирают дети! как чувствуют!! «Обещали тюрьмы превратить в дворцы, а на деле дворцы даже обратили в тюрьмы». «Благословляйте освобождающих!» Вот _к_а_к_ пишут. Немцы спасают народ от голода, отправляя в Германию на работы. Надо знать _в_с_е. Оля, знай: герои те, кто сейчас едут туда, помогают освободителям! Мне пишут _с_в_я_т_ы_е_ женщины. Их мужья едут, и они их благословляют.
Это _р_у_с_с_к_и_е_ женщины, героини. Академик Любинский М. Б.3 из тех же мест молит: помогайте же! Нет такой цены, которой жаль было бы дать за избавление от дьявола! Это страдальцы только знают. Не верьте _и_х_н_и_м_ статистикам все ложь: Россия испепелялась, и теперь приходится спасать «последние остатки ее, ее души, ее заветов». Я это сердцем чувствовал, я знаю. Женщина-врач пишет: ее мужа большевики расстреляли за шпионаж, «по ошибке», ее замотали по ссылкам, издевался жид-следователь, отобрали детей двоих! девочка умерла, другой ребенок «пропал», неизвестно где. «И так творили со всеми» пишет докторша. Теперь она спасает русских детей от голода, устроили приют в Красном селе на семьдесят человек. Как-то сумели эти две женщины остаться в городе, не дали «угнать» себя в большевизию . Как чувствуют дети _в_с_е! какая сознательность у них, и как же они несчастны. Немецкий капитан, которому показали этот приют спасаемых, прослезился, пишут оттуда. Когда дети видят «знакомого дядю», который им иногда приносит крендельки, поднимается истеричный вопль, пока раздают. Потом тишина, жеванье. Взрослые зрители и немцы! не могут смотреть без слез. Сплошной вопль уцелевших русских интеллигентных людей «знайте, нет такой цены, которую жаль было бы заплатить за освобождение».