Затем мы, вырезав роговицу, рассматривали зрачок, и миссис Прайс рассказала, что зрачок по-латыни pupilla, это означает куколка, потому что в чужих зрачках мы видим свое крохотное отражение. Я проверила и впрямь отражаюсь в зрачках у Эми, девочка-тень в черном кружке.
Видите, зрачок это просто дырка, сказала миссис Прайс. Нам кажется, будто там что-то плотное, черный шарик, а на самом деле там нет ничего.
Стоявшая со мной рядом Мелисса побледнела, ни кровинки в лице. Ее вывернуло наизнанку не отскочи я вовремя, она забрызгала бы мне туфлю. На полу между нами расползлась противная едкая лужа.
Ах ты зайка моя! воскликнула миссис Прайс. Пойдем-ка, присядь. Она усадила Мелиссу на стул у доски, принесла ей воды.
Простите меня, пожалуйста, выдохнула Мелисса.
Глупости. Миссис Прайс погладила ее по голове. Бог создал некоторых из нас более чувствительными, чем все остальные, и это чудесно, правда? Никогда не надо за это извиняться.
Мелисса кивнула, лицо у нее было бледное и прекрасное, словно лик святой, а мы смотрели, и каждый из нас мечтал сидеть на стуле у доски, чтобы миссис Прайс гладила его по голове и говорила тихим ласковым голосом, жаль, никто не додумался сблевнуть.
Эй, Джастина, шепнул Карл и, когда я обернулась, сунул мне руку за ворот. Что-то мокрое, холодное скользнуло под блузку. Наверняка он ждал, что я завизжу.
Это что, коровий глаз? спросила я.
Карл не мог ответить, он давился от смеха.
Я выдернула из-за пояса подол блузки, и глаз плюхнулся на пол сгустком слизи, словно от меня оторвался жуткий кусок.
Ну и придурок ты, Карл, сказала Эми, но вряд ли всерьез, потому что мы обе считали его красавцем, маорийским Джоном Траволтой, и писали его имя шариковой ручкой на плечах, на ногах там, где под одеждой не видно.
Я заправила блузку и вновь принялась за дело стала отделять слепое пятно от сетчатки.
Ну что, люди, мне нужен доброволец, объявила миссис Прайс. Кто уберет? Она указала на лужу.
Ни одна рука не поднялась.
Мы же с вами одна команда, продолжала она. Одна семья. Мы помогаем друг другу.
Тишина.
Или мне самой кого-то назначить?
Я уберу, раздался голос со мной рядом.
И на прекрасном лице миссис Прайс расцвела улыбка, ради которой мы готовы были на все.
Эми! Спасибо, птенчик мой. Иди попроси у мистера Армстронга ведро и тряпку.
На большой перемене мы побежали на игровую площадку, где все было огромное, словно в саду у великана: исполинские тракторные покрышки, вделанные в бетон, ряд ливневых труб, в которые можно залезать, гигантские деревянные катушки для кабеля и канат, слишком длинный, на опасной высоте когда скользишь по нему вниз, саднит ладони. Девочки помладше играли в резиночку две стояли, натянув резинку на лодыжки, потом сдвигали ее все выше, а остальные по очереди прыгали и распевали: Опа, опа, Америка, Европа! Раз-два,
три-четыре, ноги выше, руки шире! Путались в резинке, распутывались. Чуть поодаль, на лужайке, ребята собирали скошенную траву и строили из нее стены высотой с ладонь. Здесь будет гостиная. Здесь спальня. Вот кухня. А это дверь. Те, кто понапористей, распределяли роли: Я мама, ты малыш. Я старшая сестра, ты бабушка. Ты папа, а я грабитель. Слушайся меня. Мы с Эми залезли в ливневую трубу, привалились к прохладным сводам. Открыли коробки с завтраками, и я угостила Эми бутербродом с сыром и пастой веджимайт , а она меня паровой булочкой со свининой. Обычно Эми тоже приносила с собой бутерброды или рулет с начинкой, как все, она просила маму не давать ей в школу китайскую еду, но иногда миссис Фан все-таки давала ей остатки от ужина. Это были мои любимые дни, мы всегда делились друг с другом. Слышен был разговор Мелиссы и Паулы, которые загорали на трубах.
Вот ужас, говорила Паула, ты точно не заболела? Может, сходишь в медкабинет? Надо убедиться, что ничего серьезного.
Это из-за глаз, вот и все, объяснила Мелисса. Когда коробку открыли, от них так воняло!
А по-моему, они вообще не пахли, возразила Паула.
Да ну! Я ими насквозь пропиталась и волосы, и одежда, и кожа... всюду эта вонь!
Ничего такого не помню.
Поговорим лучше о чем-нибудь другом.
Не помнишь, от них пахло? шепнула я, и Эми мотнула головой. Наверное, мозг посылал Мелиссе ложные сигналы, как у меня перед приступом всегда появлялся во рту вкус жженого сахара, но о приступах думать не хотелось. Не может быть, чтобы они вернулись. Не может быть.
Она меня назвала птенчик мой, сказала Эми.
Я и сейчас представляю, как она сидит рядом, прижав к груди колени. А лучше бы не вспоминать.
Что? переспросила я.
Миссис Прайс. Назвала меня птенчик мой. В первый раз в жизни.
Ради нее мы на все были готовы.
На следующем уроке миссис Прайс сказала:
Надеюсь, люди, вы сегодня слушали внимательно. Сейчас будет небольшой тест просто проверим, помните ли вы новые термины. Эми, раздай, пожалуйста, листки.
И все поняли, почему она выбрала Эми, Эми убирала за Мелиссой. И я подумала: зря я не вызвалась кто знает, какие привилегии теперь получит Эми. Но когда Эми протянула листок Карлу Параи, он понюхал край, за который она держалась, и скривился: блевотиной несет! и весь класс покатился со смеху, хоть миссис Прайс и сказала: ничего смешного.