Слава засмеялся:
- Доктор, вы намерены разбогатеть?
- Мне доплачивают за вредность, - в тон ему ответил Лев.
- О, хоть где-то твоя вредность пригодилась.
Лев потянулся к подушке (на той огромной кровати их было четыре штуки) и легонько хлопнул ею по Славиной голове. Тот, не оставшись в долгу, нанёс ответный удар. Они засмеялись, завязалась шуточная потасовка: Лев попытался выхватить подушку из Славиных рук, дёрнул на себя и Слава нос к носу упал на него сверху. Тёмно-карие глаза прошлись нежным взглядом по губам, а затем, бегло изучив лицо, встретились со взглядом Льва, и тот замер, ощутив приятную щекотку в груди. Как будто не прошло пяти лет.
- Давай сделаем всё, чтобы это сохранить, - шепотом попросил Лев.
Слава понял его, и Лев догадался: он почувствовал то же самое.
- Давай.
Через два года это стал их дом.
Они провели в нём почти семь лет каждые выходные, каждый отпуск, каждые Микины «в гости к бабушке», каждую поездку в летний лагерь. В общем, каждый день жизни, в который можно было не помнить, что у них есть ребёнок. Они смотрели фильмы, ели мороженое, читали друг другу вслух, занимались сексом, плавали в море, гуляли по берегу, встречали закаты, встречали рассветы (потому что всё равно не спали), и чувствовали, что этот мир принадлежит только им.
В доме действовало правило: «Мы поговорим о Мики в понедельник». Неважно, какой был день недели, и неважно, приехали они на выходные или на несколько недель: пока они в доме, они не говорили о Мики. Год назад, конечно, это правило включило в себя и Ваню, но формулировка не изменилась: если кто-то один начинал обсуждать проблемы детей, второй напоминал: «Мы поговорим о Мики в понедельник».
Это был лучший дом на свете. Как будто они построили шалаш из стульев, накрылись одеялом, спрятались от остального мира, и это сработало. Как будто сбылась детская мечта. Они ни разу в нём не поссорились.
А теперь продали.
Лев понимал, что это правильное, рациональное, взрослое решение, но противился ему всем нутром. Слава говорил, что эти деньги будут нужнее в Канаде, и Лев согласно кивал, потому что это правда, но тут же спорил:
- Но это же наш дом.
- Я понимаю, - заверял Слава. Но зачем нам здесь «наш дом», если мы будем там?
Льву нечего было на это возразить. По крайней мере, он убедил его не продавать квартиру: и убеждение это сработало только потому, что в глубине души они оба знали, чья она на самом деле. По совести, а не по бумагам.
Но с домом всё было сложнее.
Потом Слава решил избавиться от машины.
- Зачем её перевозить? спрашивал он. Это будет стоить дороже, чем купить новую.
Лев сразу вспомнил всё: как они выезжали к морю, как Мики пролил сок на заднем сидении, как они слушали «Богемскую рапсодию» на полной громкости, открыв окна, словно в «Мире Уэйна».
- Нет, только не машину! запротестовал он.
- Лев, она старая
- Сам ты старый!
- Кто бы говорил!
Он перешел на мольбу:
- Пожалуйста, давай оставим машину.
Слава тяжко вздохнул:
- Почему это так важно?
Лев посмотрел ему в глаза и сказал самое честное, что вообще когда-либо говорил за свою жизнь:
- Потому что мы едем в какую-то срань за тридевять земель, где у меня не будет ни одного напоминания об этом месте, где я встретил тебя и попал в лучшую версию своей жизни.
Слава, улыбнувшись, показал ямочку на щеке, и справедливо возразил:
- Но там буду я. Мы создадим новые воспоминания. Новые «наши места». Разве это не лучше?
- Не лучше, - по-детски возразил Лев.
Он не знал, как ему объяснить. Не знал, как рассказать Славе, что с того момента, как они начали готовиться к переезду, ему кажется, что они прощаются. Что он мог сказать? «У меня плохое предчувствие»? Но он же не из тех, кто верит в «предчувствия». Он рациональный. По крайней мере, пытается таким быть.
- Ты романтичный, - сказал Слава, улыбнувшись.
- Ничего подобного.
- Во всём видишь какой-то символизм, - продолжил тот, не слушая возражений. Это круто.
- Нет, не вижу.
Он посмотрел на Льва с хитрой усмешкой:
- Можем тогда не брать с собой эту стремную биту, которой двадцать с хером лет?
Лев нахмурился:
- Не можем.
Слава рассмеялся.
Он отстоял перед ним квартиру, машину, биту, но дом отстоять не смог. И чем дольше тосковал по нему, тем явственней понимал, что это не тоска по дому, это обида на Славу. Напарник, с которым ты строил шалашик в детстве, раскурочил его и сказал, что больше не хочет играть. Уходя, прихватил с собой стул.
Примерно так чувствовал себя Лев, когда вспоминал, с какой легкостью Слава принял решение о продаже. Потом он много думал об этой семантике слов: почему «продать дом» звучит так странно, так двусмысленно? Не потому ли, что в тот день было продано нечто большее?
«Просто ты опять видишь ненужный символизм», - раздражался он сам на себя.
Ну, может быть.
И всё-таки?..
Почти 15 лет. Слава [4]
Он не считал, что давит с переездом. Он со всеми разговаривал честно.
Сначала, конечно, со Львом с ним разговоры начались гораздо раньше, ещё до всяких конкретных решений о Канаде. Десять лет назад, когда они стали родителями, Слава впервые сказал, что в России оставаться нельзя. Это был 2009 год и как ему казалось теперь, из 2019-го, то было не худшее время в стране.