Холмс всегда читает объявления во всех крупных газетах, ответил Ватсон.
Хорошо, но как насчет конкретных шифров? Когда навещали мистера Холмса, вы ничего не замечали, к примеру, на его письменном столе?
Как же, замечал, но с газетой это никак не было связано. А вот с шифрами да. Там лежала хорошенькая брошюрка, сделанная вручную и расписанная акварельными цветами. Честно признаюсь, меня это озадачило. Таким скорее увлекалась бы леди, но никак не Холмс. А когда я захотел ее полистать, он вышел из себя.
Этого я и боялась. Голова закружилась, и я закрыла глаза.
Мисс Месхол? Знаю, вы пришли не за врачебной помощью, но... Вы не больны? Что с вами?
Всего лишь ужасная головная боль, доктор Ватсон.
Невыносимая головная боль. Брошюрка, которой «увлекалась бы леди» это, конечно, та самая книжка с шифрами, которую мама сделала сама и подарила на мой роковой четырнадцатый день рождения и с помощью которой я отыскала в доме оставленные ею несметные сокровища. Самое ценное, что осталось мне от матери. Но в первый же день в Лондоне головорезы похитили мою брошюрку вынули из кармана, пока я лежала без сознания. И я думала, что она потеряна навсегда.
Теперь же мне все было ясно: когда инспектор Лестрейд из Скотленд-Ярда проводил арест Резака, он обыскал его лодку и нашел там украшенную цветами брошюрку. Она настолько неуместно смотрелась в логове преступника, что Лестрейд решил показать ее своему другу Шерлоку Холмсу. Или великий детектив помогал ему вести обыск и сам заметил брошюрку.
И узнал почерк матери.
Скорее всего, так братья и выяснили, что деньгами я обеспечена. Шерлок разгадал шифры и провел небольшое расследование в нашем родовом поместье, Фернделл-холле. Тогда же он проследил связь между шифрами из брошюрки и теми, что появлялись в
колонке объявлений «Пэлл-Мэлл Газетт», где упоминались «хризантема» и «лиана». И разгадал их тоже. Грубо говоря, Шерлок подслушивал наш с мамой тайный разговор.
А затем подстроил для меня ловушку, отправив собственное послание.
Мисс Месхол? встревоженно произнес Ватсон. Вы выглядите совсем больной.
Доктор Ватсон измерил мне пульс, спросил, что я ела на второй завтрак, дал мне бромид, уложил на раскладушку в комнате для осмотра пациентов и вернулся в свой кабинет принимать других больных. Час спустя он заглянул ко мне и спросил:
Вам лучше?
Я отбросила вязаное одеяло и выпрямилась:
Намного, доктор Ватсон, большое вам спасибо.
Это была чистая правда. За час отдыха я вспомнила мамино лицо, ее любимую фразу «Ты и одна прекрасно справишься, Энола», и успокоилась.
И приняла решение.
И составила план.
По которому мне полагалось быть на месте до пяти вечера, а шел уже четвертый час.
Доктор Ватсон отказался принимать от меня плату за консультацию. Я горячо его поблагодарила и пошла к остановке кебов на углу.
Бейкер-стрит, бросила я кебмену.
Мы поехали, и я задернула шторы на окне. Пока наш четырехколесный экипаж петлял по оживленным лондонским улицам, я сняла с себя все, что было характерного в Лиане Месхол. Пришлось пожертвовать дешевой соломенной шляпой и запихнуть ее под сиденье. Кудрявую челку я засунула в карман вместе с шиньоном. Туда же отправились стеклянные зеленые сережки, ожерелье, напоминающее собачий ошейник, и остальные побрякушки. Из подкладки на грудь я выудила шарф у меня там хранилось много всякой полезной всячины и повязала его на голову. Пальто застегнула, чтобы скрыть платье. Но в щеках и ноздрях оставила подушечки, за счет которых они казались полнее.
Мы проехали мимо Бейкер-стрит, 221, и я раздвинула шторы: мне было очень интересно посмотреть на дом, в котором жил мой брат. В нем было множество магазинчиков и дверей, ведущих в жилые квартиры, и над одной из них значился номер 221. Удивительно обычное место для такого необычного человека, как Шерлок Холмс.
Но я дождалась, пока кеб завернет за угол, и только тогда постучала по потолку, чтобы кебмен остановился.
Я вышла, вернулась назад и остановилась через дорогу от Бейкер-стрит, 221. Хорошо бы мне не пришлось слишком долго стоять на морозе. И что еще сделать, чтобы меня не заметили? В холод прохожих на улице меньше обычного, только мальчишки-газетчики кричат на углах «Жуткое убийство в Уайтчапеле! Читайте в свежем номере!» и продавцы рыбы расхваливают товар: «Све-ежая треска, живые устрицы, моллюски!» Еще я заметила нищенку в длинном плаще, которая торговала разными мелочами из корзинки:
Апельсины, шнурки, всякая всячина!
Я подошла посмотреть, что она продает. Помимо апельсинов, цвет у которых был скорее коричневый, чем апельсиновый, и шнурков, в корзинке лежали перочистки, причем из необычной ткани и замысловатой формы. Не простые квадратики, а хорошенькие цветочки и бабочки.
Интересно, сказала я, показав на одну из них пальцем. Сами их шьете?
Да, мэм, сама, да вот глаза начали подводить, устают больно от такой работенки.
Скорее всего, бедняжка трудилась при слабом свете свечи или даже уличного фонаря, потому что другого освещения у нее не было.
Я взяла из корзинки перочистку в форме птицы и спросила:
Сколько вы их продали?