Трофим Васильевич! Вы ранены!
Не беда, Иван Палыч. Потом подлатаешь! Сейчас некогда! Начмед выругался, выронив оружие, но тут же схватил его левой рукой и выстрелил снова, уложив второго всадника. Меня просто так не повалить!
Иван Палыч, держи! крикнул Сидоренко, передавая доктору револьвер Арбатова.
Да разве я могу? растерялся доктор, вспомнив, что табельного оружия ему не полагалось.
Григорий Кузьмич, доктор же и в самом не солдат какой! бросил Глушаков. Разве можно?
По закону, Трофим Васильевич, и по здравому смыслу можно! сморщившись от боли, ответил Арбатов. Мы воинский эшелон, санитарный поезд под покровительством Её Величества. Нападение на нас это бунт против государевой службы, равносильный измене в военное время! Указ военного времени от 14 ноября 1914 года разрешает всем, кто состоит на службе в таком эшелоне, защищать его от разбойников и дезертиров. Иван Палыч врач, но он на службе, под присягой. Его долг охранять поезд и раненых, а оружие средство самозащиты!
А еще же ведь и бумаги. Это ж миллионы! добавил Сидоренко.
Арбатов кивнул:
Верно! Эти бумаги собственность империи, украденная варшавскими ворами. Защита ценностей государственное дело. Указ о борьбе с грабителями казённого имущества от 1906 года даёт право любому, кто под присягой, применять оружие против бандитов. Иван Палыч, стреляйте, не сомневайтесь! Вы под моим приказом как сыскного агента!
Доктор кивнул, крепче сжал рукоять оружия.
Всадники неслись вровень с поездом. Иваньков впереди. На того, прошлого Иванькова, спокойного санитара, он уже совсем не походил оскалившееся безумное лицо, горящие глаза. Доктор выстрелил пуля ушла в снег, но вторая зацепила плечо бандита рядом с Иваньковым, и тот рухнул.
Так его! радостно воскликнул Глушаков. Молодец, Иван Палыч! Соколиный глаз! Не жалей их! Они столько люду погубили! Верно говорю, Григорий Кузьмич?
Верно.
Топот на крыше усилился, послышался скрежет кто-то пытался вскрыть люк.
Арбатов попытался встать, но пошатнулся.
Вот ведь зараза!
Глушаков, стиснув зубы, выстрелил в потолок, где топали. Но пробить толстую обшивку конечно же не удалось.
Патроны береги! с упреком кинул ему Арбатов.
Эх, на платформу бы мне! с сожалением выдохнул Глушаков. На пулемет системы Хайрема Максима, на турель родимую, что у нас в хвосте болтается я бы их в миг покрошил всех, негодяев!
Молись, чтобы эти бандиты на эту турель сами не взобрались! ответил Сидоренко.
И словно накаркал.
Грянула тяжелая пулемётная очередь. Пули полетели вдоль поезда, прошивая как фольгу обшивку.
Твою в коромысло! рявкнул Глушаков, прильнув к полу. Ложись!
Но все уже и так прилипли к полу.
Еще одна очередь прошла выше, едва не вскрыв крышу. Пулемёт имел ограниченный угол обстрела, что, впрочем, не мешало, вести огонь вдоль поезда или в стороны. Однако стреляли явно не на меткость, а чтобы посеять панику об этом говорил характер стрельбы, хаотичный и неравномерный.
Третья очередь прошила боковую тонкую деревянную перегородку. Во все стороны полетели щепки, зазвенели лампы и стекла.
Геморрой тебе под нос! выругался Глушаков, стряхивая с головы осколки. Одна из пуль попала в чернильницу и теперь штабс-капитан был весь в синей краске.
За нами жилой вагон! сквозь зубы произнес Иван Павлович. Если достанет
Не достанет! перебил его Сидоренко. Угол обстрела маленький. А вот лазареты как раз под ударом Окна уязвимая цель.
Доктор вдруг замер, словно о чем-то задумавшись. Потом спросил:
Сколько выстрелов? Сколько выстрелов он сделал?
Да кто же считал, Иван Палыч? прокряхтел Глушаков.
Три очереди, где-то пятьсот выстрелов, прикинул Сидоренко. А тебе зачем?
Кожух! Охлаждение! прошептал доктор, вспоминая слова самого Сидоренко, когда впервые увидел турели.
Что? не понял тот.
Я говорю водяное охлаждение на турелях замерзло ведь! Не отогревали! Холод какой на улице стоит. Заклинит!
А ведь прав доктор! просиял Сидоренко. Подождать
пятьсот-шестьсот выстрелов на большее его не хватит! Мороз на улице, все в лед встало. И никто не отогревал системы.
Как только замолкнет турель прикройте! скомандовал Иван Павлович.
Ты чего удумал?
Но доктор не ответил.
Четвертая и пятая очереди превратили штабной вагон в решето. Но вот шестая
Две секунды треска и противно заскрипела вращающаяся платформа с зубчатой передачей. Сухо зашелестела патронная лента. Потом грязные ругательства. Гулкие удары приклада по затвору ага, починить значит пытается. Но это бесполезно.
Сейчас! крикнул Иван Павлович.
И все тут же подскочили с пола.
Поливая плотным огнем окно, оттеснили скачущих бандитов на пару десятков метров от вагона. В это время и высунулся Иван Павлович. Два метких выстрела и стрелок на турели с надсадным стоном завалился в канаву.
Нужно было бы уходить в укрытие, но доктор вдруг обернулся и увидел перекошенную от злобы морду Иванькова.
Доктор, падла! прорычал он, вскидывая наган.
Ваня, прячься! В укрытие! прокричал Глушаков.
Но было поздно.
Пуля просвистела, задев раму окна, и вонзилась в деревянную перегородку в сантиметре от плеча Ивана Палыча. Острая боль, как укус осы, пронзила левую руку осколок дерева или рикошет оцарапал кожу, кровь проступила через рукав.