Ни Крузе, ни Каулитц не получали патентов на свой дизайн, тем самым оставив двери открытыми для более предприимчивых фабрикантов. В 1909 году журнал Rundschau über Spielwaren, специализирующийся на детских игрушках, напечатал статью об историческом развитии куклы. Первым пунктом говорилось: «Сегодня кукла, пережившая в последнее время значительные преобразования, является маленьким произведением искусства». Таким образом, журнал Rundschau не только не видел в реформированных куклах угрозы, он считал их просто новейшей стадией развития этой игрушки, перспективой новых рынков сбыта и больших денег. В контексте международной ситуации, с сокращением экспорта из-за растущих цен на сырье, забастовок и экономического спада, «немецкая кукольная промышленность сохраняет свои главенствующие позиции [благодаря постоянным инновациям] и гарантирует, что скоро во всем мире не будет такого места, где не покупают немецких кукол» . Берлинский журналист Эрик Вульф, писавший о промышленности, признавал, что фабричное производство харáктерных кукол открывает перед фабрикантами заманчивые перспективы: присвоить тот вызов домашнему хозяйству, который был брошен Крузе и Каулитц, и включить его в существующий дискурс внешнего правдоподобия. В результате получилось, что «больше половины, но меньше трех четвертей всех немецких кукол это улучшенные харáктерные куклы. У них настоящие волосы, улыбающиеся рты и закрывающиеся глазки. Остальную часть производства занимают фабричные куклы старого образца. [Старые куклы] явно и неявно выиграли. Очевидно, что женщины хотят покупать красивых кукол как и дети». Как писали в журнале, немецким покупателям нравятся некоторые черты реформированных кукол, например, индивидуализированные лица, но в то же время они по-прежнему предпочитают закрывающиеся глазки и подвижные сочленения традиционных моделей .
Свой патент на изготовление кукол Крузе продала тюрингской компании Kämmer & Reinhardt за очень небольшую сумму. Пока она тратила деньги на обустройство мастерской, эта компания начала массовое производство харáктерных кукол, но при этом добавила им волосы и глаза, которые могли открываться и закрываться. От этого очевидного потворства покупательскому вкусу широких масс Крузе пришла в ярость. Она
не хотела иметь ничего общего с массовым производством и была против изменений в своем изначальном дизайне . Но поскольку художница передала права на свою продукцию компании Kämmer & Reinhardt, то поделать с этим ничего не могла. Оказалось, что она имеет право продавать своих кукол только в США, в то время как авторитетная немецкая фирма представила на местном рынке гибридную харáктерную куклу. В экономическом журнале Rundschau было написано, что «несмотря на все эти новые идеи [Крузе и Каулитц] никто бы не заметил реформированных кукол, если бы не Kämmer & Reinhardt. Стоит отметить, какую службу они сослужили всем нам используя свой деловой опыт и знания промышленного производства, они придали всем этим новым идеям [коммерческую] стоимость». Сначала компания пыталась продавать «шестинедельных» харáктерных пупсов с простыми лицами и индивидуальными именами вроде Ганса, Греты, Петера и Мари. Однако это не принесло успеха. Тогда фирма отказалась от имен и младенческого облика и вернула куклам фарфоровые головы с настоящими волосами и закрывающимися глазками .
Итак, подробное исследование игрушек как объектов материальной культуры показывает, что все не так однозначно, как предполагал Лео Богарт. Дети вовсе не обязательно играют с куклами так, как придумали взрослые, и поэтому на рынок иногда проникают субверсивные ценности и идеи. К этим выводам мы пришли на основе анализа ситуации в Германской империи столетней давности, но если приложить их к современным исследованиям нашего общества, то мы получим удивительные и знаменательные открытия. Полевые исследования афроамериканских детей 1990-х годов, проведенные Элизабет Чин в городе Нью-Хейвен, выявили, что эти дети на редкость хорошо понимают, как незавидно их социально-экономическое положение. У них были обнаружены следующие покупательские склонности: они брали белокожих кукол и вручную переделывали, придавая им этнические черты, более близкие местным. С одной стороны, подобная практика может говорить о том, что дети таким образом наделяли категорию расы материальной конкретностью. Но Чин считает, что скорее это попытка сделать независимое социальное заявление с помощью потребительской культуры. Аналогичным образом и литературовед Энн Дюсиль в своей работе о мультиэтничности куклы Барби показывает, как движение за гражданские права, наряду с ростом потребительской группы темнокожих представителей среднего класса, создали на рынке новый спрос, на который ответили фабриканты. Один из самых ярких примеров этого явления игрушки Shindana Toys. В 1960-е годы офис этой фирмы был расположен в Южном Централе Лос-Анджелеса . Куклы Shindana, представлявшие разные национальности, были предназначены для афроамериканских покупателей. Но компания стремилась не просто занять нишу на рынке. Наделяя своих кукол африканскими именами и якобы аутентичными чертами, руководство фирмы хотело пробудить самосознание своей аудитории и способствовать развитию национального диалога по расовому вопросу. Как отмечала Дюсиль и другие ученые, успех этого альтернативного рынка в 1990-е годы подтолкнул фирму Mattel к созданию темнокожей куклы Барби по имени Шани. Риторика расовой инклюзивности у мейнстримных производителей игрушек вызывает глубокие сомнения у Энн Дюсиль. Но, как и в случае с харáктерными куклами в Германской империи, смелый поступок Shindana изменил ситуацию на рынке. Не стоит недооценивать крупных фабрикантов, способных поглотить и присвоить любой вызов, брошенный их продукции, вместе с соответствующими ценностями. Но это исследование материальной и потребительской культуры детства может помочь нам, гражданам, понять, как эффективнее бороться за те игрушки, которые мы хотим видеть в руках наших дочерей и сыновей .