1950-х годов и развивалась под влиянием разнообразных дисциплин: детской психологии, антропологии и социологии. Йохан Хёйзинга, Роже Кайуа и Дональд Винникотт предложили различные теоретические подходы к размышлению об игре, трактуя ее как «свободную деятельность» (в отличие от рутинных дел) или как подражание, а также исследуя игру через понятие переходного объекта когда игрушка заменяет ребенку отсутствующую маму и таким образом приносит успокоение вместе с некоторой самостоятельностью . Но историки игр и кукол редко используют эти концепции в своих исследованиях.
В этой статье я намереваюсь пересмотреть роль куклы (важной составляющей материальной культуры, которая долгое время не представляла академического интереса) в контексте английской культуры XVIII века. В своем исследовании я анализирую артефакты, литературные источники и архивные материалы, опираясь на критические понятия теоретиков игры. Кайуа, отсылая к концепции Хёйзинги, определяет игру как свободную, непродуктивную, не заинтересованную в результате деятельность, которая осуществляется в отдельном пространстве, подчиняется правилам и связана с переживанием иной реальности . Этот аналитический инструментарий в применении к английским куклам XVIII века позволяет увидеть, что, несмотря на возложенную на куклу миссию установления порядка (ludus), она всегда открывала возможность для хаоса (paideia). Хотя моя статья по большей части основывается на британских источниках, я также привлекаю материалы из истории других стран Европы, в частности Германии и Нидерландов (где, как считается, началось производство кукол). Таким образом, британский контекст будет представлен как частный случай общеевропейского явления . Несмотря на все попытки заставить кукол служить педагогическим целям и в Великобритании, и в других странах, девочки в своей игре присваивали их, противостоя намерениям взрослых. В ходе исследования будет показано, что промежуточное положение куклы (ее спорное место между детьми и взрослыми, на полпути от полезного действия к непродуктивной игре, и в то же время ее задача воспитать из девочки достойную женщину) превратило ее в «переходный объект», который вместо того, чтобы дисциплинировать девочек, наделял их силой. В каком-то смысле эта статья продолжает сложившуюся исследовательскую традицию рассматривать материальную культуру как возможный инструмент женской эмансипации, а не подчинения. Хотя причастность женщин XVIII века к материальной культуре (от платьев до вышивания и украшения дома) и можно считать свидетельством подчинения патриархальному порядку и гендерному распределению сфер деятельности, все же феминистское прочтение материальной культуры пересмотрело эту поверхностную интерпретацию и попыталось вернуть женщинам агентность . Таким образом, в непредсказуемой, ничем не ограниченной игре кукла часто становилась субверсивным инструментом, который наделял свою владелицу способностью к свободному действию и помогал стать независимой личностью.
игрушек не только тех, что развлекают детей, коих множество, но и огромного разнообразия диковинок [sic]» . Так, игрушечники продавали, к примеру, настольные игры (триктрак, шахматы) и прочие нужные вещи вроде ножей, бритв или нюхательного табака, и все это в придачу ко «всем видам игрушек для детей», как часто значилось на их торговых карточках . Это говорит о том, что слово «игрушка» само по себе не ассоциировалось с детством .