Параллельно существующему нарративу о промышленных игрушках, согласно которому они были признаком научно-технического прогресса, в середине 1950-х годов возник другой нарратив. В 1956 году, рассуждая о ремесленном искусстве, Мао Цзедун заявил, что «все хорошее, созданное нашим народом [миньцзу] и отброшенное в сторону, мы обязательно должны возродить и, более того, улучшить» . Вскоре после этого под покровительством зампредседателя Чжу Дэ и его жены, секретаря Федерации женщин Кан Кэцин, в Пекине учредили Выставочный зал игрушек. На выставке были представлены «народные игрушки», а в китайской ежедневной газете «Жэньминь жибао» сообщалось, что эти игрушки обладают «изящной бесхитростной формой», а также уточнялось, что в их изготовлении задействованы «материалы отечественного производства» .
За этим последовала волна казенного энтузиазма. Маски, статуэтки и фигурки животных из глины все то, что так презирали во времена Республики, превратилось в прекрасно подходящие для детей символы культурной самобытности, наделенные аутентичной китайской сущностью. Будучи «народными» («миньцзянь») , эти игрушки стали символами безыскусной простоты, экономичности и творческой честности народных масс. В соответствии со склонностью коммунистов использовать народное наследие в политических целях , дискурс народных игрушек мог с некоторыми оговорками служить для конструирования и распространения в Китае и за рубежом образа государства, которое прогрессировало и в то же время основывалось на уникальных народных традициях. А в глахах китайской аудитории нарратив об «отечественных материалах», скорее всего, должен был укрепить коммунистический дискурс экономичности и бережливости.
По мнению ученых и художников, «народные игрушки», которые ставились теперь в один ряд с высоким искусством, воспитывали эстетическое чувство и воображение и, уходя от внешнего правдоподобия, вели ребенка в мир фантазий. Более того, считалось, что их выразительность и склонность к преувеличенности являются признаком понимания детской психологии . С распространением этого нарратива при коммунистах народные умельцы, лишенные должного внимания в республиканскую эпоху, стали процветать. Они расширили сферу своего творчества и стали черпать вдохновение из «сегодняшней повседневной жизни». Рядом с традиционными фигурками младенцев-талисманов («а фу») появились статуэтки крестьян и представителей национальных меньшинств . Если в республиканскую эпоху государство считало, что ремесленников нужно осовременить, то теперь коммунисты полагали, что их нужно «превозносить».
Коммунистические игрушки, за исключением тракторов и кукол «миньцзу», не сильно отличались от своих отечественных
и иностранных предшественников эпохи Республики, разве что некоторые из них были сложнее технологически. Как и прежде, на старые игрушки просто повесили ярлыки «новых» и «правильных», чтобы они создавали «новых» детей.
Поскольку дискурсивные режимы отличались не сильно, то рекомендации по поводу игрушек и сами игрушки этих эпох тоже были очень похожи. Стремясь к новизне и порицая прошлое, оба режима должны были избирательно восстанавливать традиции. Дискурс времен Республики почти не влиял на дизайн игрушек, но гораздо более ощутимым было его влияние на качество материала, из которого они делались. В «правильных» материалах выражалась принадлежность игрушек к «научности». Коммунисты унаследовали все эти идеи и адаптировали под себя: «местные» и бросовые материалы теперь ассоциировались с экономичностью и бережливостью, а в пластмассе воплотилось движение к прогрессу.