Так что я подобрал на помойке 55галлоновые бензобаки и превратил их в барабаны. Скотти молотил по ним со всей дури: звучало громоподобно, как землетрясение. Еще мы расписали их непристойностями, вроде «сиськи» и «письки».
А спереди были нарисованы индийские символы любви и перерождения. (У Stooges, видите ли, было две стороны, одна из них совершенно дрянная, гадская, склонная к фашизму и насилию). И вот мы начинали играть очень громко, очень быстро, не останавливаясь и варьируя темы. В то время это был чистый инструментал, как будто джаз сошел с ума. Очень североафриканский, племенной звук, при этом очень электрический.
Так мы играли минут десять. Потом все начинали хотеть опять укуриться. Через десять минут все начинали ныть: «Ой, фу, как мы устали». Но то, что мы вкладывали в эти десять минут, было настолько тотально, настолько первобытнодико, что земля содрогалась, расступалась и поглощала презренную действительность.
Нас не заботило ни сочинение песен, ни чередование аккордов. Я ничем таким не интересовался, пока не пришло время записываться; подписав контракт, я решил, что хорошо бы научиться писать песни ну и научился.
Музыка у нас была текучая, крайне концептуальная. У нас была всего одна песня, под названием «Взвинтись», или я менял название на «Приступ астмы», «Прощайте, раздолбаи» или не знаю там, «Иисус любит Stooges». Таким вот образом, траливали, все и начиналось.
Наконец мы решили, что нам необходим отдельный дом, где мы могли бы нормально репетировать, так? Иначе, как видите, время и деньги тратились впустую. И тогда появился этот дом в центре кампуса Мичиганского Университета. Прекрасный старый дом на улицеаллее, обсаженной деревьями. Через неделю кухня была заколочена. Это было типичное жилище рокмузыкантов, только мы не были рокерами. Мы вряд ли смогли бы сыграть чтонибудь из Чака Берри.
Дом это было совсем другое дело. Мы продолжали искать свой звук. Мы не знали, с чего начать, пока не услышали Гарри Парча. Мы слушали пластинку Гарри Парча (если не знаете поищите) с четырьмяпятью друзьями, Рон скакал по дому, переодетый горбуном, устраивал полтергейст, мы подвывали Парчу, как привидения, веселились, запирали все двери, включали и выключали свет. Один парень, Крег Сазерленд, гдето нашел ЛСД, и мы попробовали. У него был неудачный трип, и он провел ночь в кустах. Еще у него была дорогая гитара, но играть на ней он не умел, и, бьюсь об заклад, до сих пор не умеет. Нас обвиняли в недружелюбности. Справедливо, но все хорошие команды стремятся жить замкнуто.
Мне всегда нравилось жить в мужской компании. Даже со своей командой в одном доме иногда хорошо. Когда хочется музыку поиграть или еще что, здорово, когда вокруг друзья, близкие отношения. Экономически удобно и вообще полезно.
Первый трах
Именно в этом доме я впервые трахнулся. К нам постоянно приходили девчонки, но лично я не трахался до двадцати лет. Так, потереться об когонибудь сквозь джинсы или за хорошую жопу подержаться было приятно, но трахаться я не хотел.
Была одна подруга, вообщето это была подруга Чака, но она на меня глаз положила. Они вообще часто на меня поглядывали: барабанщик и вообще, думали: «Парень
молодой, отчего не попробовать», знаете. А эта уже институт закончила, ей было 25, что мне тогда казалось крайней старостью. Когда тебе 20, думаешь: 25 Бог мой, до чего древний возраст!
Так или иначе, она за мной ухлестывала. У нее был ребенок. Не знаю, не люблю я трахать девок, у которых есть ребенок. Не люблю и все. Неловко както рядом с ним находиться, и можно проникнуться тяжелой ревностью к этому ребенку.
Ну, у нее был довольно симпатичный ребенок. Вообще она была милая, приходила, жарила мне яичницу. Ухаживала, значит, за мной.
Она хотела, чтобы я ее трахнул. Однажды мы целовались и так далее у нее на диванчике, и она говорит: «Почему ты не хочешь пойти до конца?» Я обломался. Наконец както ночью в моей комнате у меня была такая странная комната с маленьким балконом. Я там срал, на этом балкончике, и оставлял сохнуть. И вся мебель у меня в комнате, включая две одинарных кровати, шаталась и накренялась. Я сделал из всего этого лабиринт, так что нельзя было видеть дальше, чем на дватри фута в одном направлении. Своеобразная была комнатка. Короче, она меня укурила хорошей травой. Я тогда мало марихуаны курил, и она на меня сильно действовала.
Я только что тогда научился курить (сигареты и траву) и был страшно рад. У меня всегда была астма, и я не мог курить. Както раз иду по улице, и вдруг ктото выпустил дым мне в лицо, дело было осенью, самый худший сезон для астматика. «О, дым, все, сейчас упаду!» но ничего подобного не произошло. АГА! подумал я. И немедленно начал курить по паре пачек «Кэмела» в день, что для меня было очень вредно, и по сей день у меня бывают приступы.
Мы были на балкончике по случаю ее прихода я убрал все говно и вынес туда постель. «Это» оказалось несложно, и я даже не вполне понимал, что происходит. Какимто образом она умудрилась все сделать сама. А потом я кончил. Дальше все было как во сне: я сел, не говоря ни слова, сорвался с места, сбежал по лестнице, прыгнул на ее велосипед и со страшной скоростью помчался прочь. Я был в таком вздрюченном состоянии, что повернул не туда и врезался в машину, перелетел через нее и приземлился на ноги.