Значит, в Лоре нет никаких «диких степей», и зло учинить она не может? Или он способен видеть степи, но не океаны? Хищных зверей, но не акул? Ха. Может, тогда Джек просто слепой?
Лора потянулась, сбросила с лица подушку, в которую зарылась носом, тщетно пытаясь опять уснуть, и свесилась с кровати, чтобы подкатить к себе инвалидную коляску. Колеса запутались в разбросанной по полу одежде, и гдето там же хрустнули барабанные палочки. Лора встрепенулась, наклонилась еще ниже и, подобрав их с пола, проверила, не пошли ли трещины. Выдохнув с облегчением (это были уже восьмые по счету палочки за последние полгода), Лора кинула их в тот же угол, где стояла барабанная установка без ножных педалей, покрытая пылью.
«Репетиция подумала она, вспоминая вчерашний разговор с Францем. Ага, как же! Да пошли они вместе со своей музыкой. И Джек, который заставил меня во все это ввязаться, тоже».
Музыка это танец души, передразнила его высокий голос Лора, пока вслепую забирала волосы на затылке в короткий и маленький хвостик. Синие гирлянды, обрамляющие черновики и плакаты на стенах, перемигивались, скрадывая тот ужас, который нагонял царящий в комнате бардак при дневном свете. То же самое, что пение или сами танцы. Все они дополняют друг друга, ведь так? Значит, ты можешь танцевать, не танцуя Ну нет, совсем тупой, что ли? Как можно было сморозить такое?
«Почему?» снова спросила себя Лора, но уже не вслух. Боялась, что ктото
фантазия. Она до сих пор гадала, какое же таинственное темное прошлое заставило его так отчаянно гнаться за смертью и как ему до сих пор это не надоело.
А главное, как он находит силы улыбаться ей каждый раз так, будто вовсе не страдает в глубине души?
Наехав Францу на ногу, чтобы он отодвинулся с прохода, Лора молча открыла дверь в ванную комнату.
Я случайно задел артерию, так что там сейчас все в кровище, предупредил Франц, виновато почесывая затылок. Лучше пока, э-э, туда не заходить. Я сейчас приберусь, честно!
Лора закрыла дверь обратно.
Смирившись с тем, что сегодня придется не почистить зубы и обойтись без черной подводки вдоль нижних век, Лора так же молча развернула кресло и покатилась к двуязычной лестнице. Пандус, приделанный к правому ее ответвлению, жалобно затарахтел, когда Лора съехала по нему быстрее, чем Франц вспомнил о своих обязательствах и успел ее нагнать. Она прекрасно справлялась со всем сама и с тем, чтобы первое время летать с этих пандусов кубарем, тоже. Однако теперь ей были хорошо знакомы скользкие покрытия дома и то, как с ними справиться: Лора ловко затормозила в метре от стены и, гордо вскинув подбородок на шумный вздох Франца, покатилась дальше.
В гостиной все выглядело ровно так, как Лора себе представляла: со вчерашнего дня на кофейном столике прибавилось журналов и газет, а ворс обюссонского ковра встал пиками в тех местах, где по нему потоптался Франц в грязной обуви, вернувшись с кладбища (она знала отпечатки его ног наизусть). Тахта с каретной стяжкой была погребена под зарослями терна и плюща, проросшими за ночь там, где ее окропили слезы Титы. Шипы пульсировали у деревянных ножек, а на подлокотниках набухали темно-синие плоды, похожие на маленькие сливы. Лорелея никогда не пробовала их и не стала бы пробовать даже под дулом пистолета, но знала, что терновые ягоды из Волшебной страны имеют ореховый привкус, карамельную сладость и действие, как у дурмана. Было достаточно трех таких ягод, чтобы усыпить женщину, и всего одной, чтобы усыпить мужчину. Хоть потребность в том и осталась в далеком прошлом, земля все еще одинаково откликалась что на зов Титании, что на ее печаль. И печаль эта, очевидно, намеревалась захватить их дом: ветви уже ползли по лазурным стенам, закрывая картины в деревянных рамах и чучела зверей.
Надо купить Тите новый цветочный горшок и антидепрессанты, а то у нас снова диван зарос, сказала Лора вместо приветствия, въехав на кухню.
В ней, отделенной от гостиной полукруглой аркой, мельтешил Джек. Он двигался до того быстро, что над плитой раскачивались связки душистых трав, как от ветра. Джек выдергивал из них по стебельку лаврушка, базилик, укроп и бросал в кипящую кастрюлю, источающую благоухающий аромат сырной похлебки. От приоткрытой духовки веяло жаром, жженым сахаром и вишней, а от заварочного чайника на тумбе свежестью мятных листьев и чабрецом. В воздухе, пронзенном сквозь белые занавески солнечными лучами, мерцала пыль и золоченые чары: очевидно, Джеку все же удалось ненадолго расшевелить Титанию и привлечь ее к готовке в перерывах между высиживанием плюща и рыданиями по мертвому бывшему.
Попробуй. Джек подскочил к Лоре, едва она оказалась в арочном проеме, и подставил черпак к ее губам. Как по соли?
Она высунула язык и лизнула край. Во рту тут же растекся слегка солоноватый жирный вкус голландского сыра, сливок и куркумы.
Ты снова готовишь, констатировала факт Лора вместо ответа и оттолкнула от себя черпак. Что стряслось?
Ничего, ответил Джек, и это звучало почти убедительно. Просто решил побаловать нас вкусной стряпней.
«Нас»?