Я выдыхаю. На самом деле, с религией шутки плохи. А я всё ещё забываюсь, что нахожусь не в просвещённом двадцать первом веке, а в семнадцатом. И инквизицию стали отменять только в восемнадцатом веке. Так, что, пожалуй, следует воздерживаться от шуток и бесед на тему религии.
Мигель, эту страну обогатят сахар и кофе, убеждаю его я. Можно, конечно, заняться разведением какао-деревьев, тут ещё легче, так как не нужно вырубать леса под плантации. Лучше всего они растут между деревьев. Но я всё же думаю, что нужно заняться выращиванием кофе.
Кто будет заниматься? немного устало спрашивает Мигель. Я в разъездах. Свой бизнес бросать не намерен.
Я улыбаюсь. Ещё как бросишь, когда я скажу тебе, где можно заработать гораздо больше и безопаснее, чем
торговля рабами.
Мигель же воспринимает мою улыбку по-своему. Он тянется ко мне, чтобы снова отдать свой супружеский долг.
Кто бы знал, что я занимаюсь разговорами о делах с женщиной, Мигель хрипло засмеялся, вместо того, чтобы заниматься с ней любовью.
Я присоединяюсь к его смеху.
Я никому не скажу, обещаю я.
[1] «Остров отрады» и «Сказки фей» принадлежат перу французской писательницы Мари Катрин дОнуа, популярной в конце XVII века.
Глава 20
Мигель издаёт рык, поразительно похожий на медвежий, и недовольно сползает с кровати. Натягивая брюки, он срывается на ни в чём не повинной девушке:
Я же сказал нас не беспокоить, гневно кричит муж. Кого там черти принесли?
Прибыли с корабля, отвечает рабыня дрожащим от страха голосом, велели срочно будить.
Мигель напрягается, но продолжает одеваться.
Иди скажи, что сейчас буду, уже более спокойно говорит он.
Надевает рубашку, накидывает сверху камзол, поворачивается ко мне лицом, но в глаза не смотрит
Тори, я забыл, что сегодня прилив, и мы должны выйти в море, словно извиняясь произносит он.
Я улыбаюсь, а на душе кошки скребут. Вот зачем уезжать так быстро? Неужели нельзя, чтобы корабль отправился в плаванье без него?
Мигель поднимает на меня глаза, полные боли от расставания, и у меня сжимается сердце. Не сдержавшись, прошу:
Мигель, может быть, в этот раз уйдут в плавание без тебя? голос дрожит от волнения. Не хочу его удерживать, подрезать крылья. Он привык сам распоряжаться своим временем и жизнью, но так хочется, чтобы у нас был нормальный медовый месяц.
Муж наклоняется ко мне, а я обвиваю его шею руками и целую со всей страстью впервые обожжённой любовью души.
Тори, не искушай меня, хриплым голосом говорит Мигель. Это очень важное плаванье. Я должен присутствовать. Без меня им не справиться.
Что за загадочный человек. Без него не справиться? Он же не колдун, вызывающий ветер.
Попроси дона Смита остаться со мной до твоего приезда, ловлю его руку, чтобы заставить посмотреть на меня. Не забудь про кофе, смотри, ты обещал.
Я оставлю Фернандо управляющим, впрочем, ты его уже знаешь. Захочешь поиграть в плантатора, играй, скажу ему, чтобы не мешал, даёт последние наставления Мигель.
Я провожу тебя, срываюсь я. А дона Смита всё же попроси задержаться на фазенде. Мне с ним будет спокойнее.
Мигель направляется к двери и бросает на ходу:
Не спеши. Уже не успеешь одеться, а я не желаю, чтобы ты показывалась кому-либо на глаза в халате, ну, кроме меня, разумеется.
Разворачивается и в два шага преодолевает расстояние между нами, чтобы впиться в губы чувственным поцелуем. Он словно ставит на мне клеймо на прощание. А может, боится не вернуться? Не дай бог, конечно.
Впервые за всю свою жизнь я решила ходить в нашу церковь, молится за то, чтобы он вернулся живым.
Не выходи за мной, не надо провожать, просит Мигель. Мне будет сложно сохранить бесстрастность, а я не хочу казаться слабым перед своей командой.
На глаза наворачиваются слёзы. Нет-нет, плакать нельзя. Примета плохая. В народе говорят, если плачешь, то не дождёшься. А я буду очень ждать.
Мигель, я тебя буду очень ждать, долго-долго и верно-верно, и ночами совсем не спать, лишь бы всё это не зря.
Тори, я вернусь, клянусь тебе, он берёт моё лицо в ладони. Со мной ничего не случится. Даже если тебе скажут, что я погиб, не верь. Мне теперь есть, к кому возвращаться.
От его слов мурашки расползлись по телу. Я верю, что он не бросит меня, но на душе тоскливо. Дурные предчувствия одолевают меня. Нельзя думать о плохом, а то беду накликаю.
Обещаю, что это моё последнее плавание по опасным делам, нежно целует в губы. Я вернусь и найду себе занятие на берегу.
Золото, шепчу я сквозь слёзы.
Что золото?
В районе Ору-Прету бандейранты[1] открыли большое месторождение золота в горах территории Минас-Жерайс, говорю я ему, а слёзы катятся из глаз. Не хочу плакать, но так получается. Он осушает слёзы поцелуями.
Мне надо идти. Я подумаю над твоим предложением, произносит он. Жди меня через два месяца.
О боже, как долго! Я не выдержу так долго.
Так ты дольше меня ждала, улыбается он и подмигивает. Его суровое лицо становится мальчишеским, и кажется, что всё обойдётся.
Вика, хватит нагнетать, говорит
мне внутренний голос. Хороший мужик тебе достался, а ты ведёшь себя, как липучка. Постель ещё не повод для знакомства, так, кажется, говорили мои студенты. А ты вцепилась в него мёртвой хваткой, будто мужиков никогда не видела.