Первый день прошел тихо.
Высокородный хозяин то и дело подсылал слугу поглядеть, по-прежнему ли сидит предатель богов на пороге, и всякий раз слуга докладывал, что сидит.
К утру уберется, с надеждой приговаривал хо-зяин.
Назавтра осада продолжилась, и много раз в тот день отправляли слуг поглядеть в глазок.
Идите, наказывал хозяин, и выясните, не унес ли ноги этот поклонник новых богов.
Но слуги возвращались и доносили одно и то же.
Новый друид все там же, говорили они.
В тот день никому не удалось покинуть твердыню. Взаперти слуги терзались, а раз все труды прекратились, челядь сбилась в стайки, шепталась, судачила
и спорила. Следом эти стайки рассыпались, чтобы поглядеть в глазок на терпеливую недвижимую фигуру, сидевшую на пороге, что пребывала в созерцании, вне уз времени и тревог. Зрелище это пугало слуг, и кто-то из женщин разок-другой завопил исступленно, и уволокла ее подруга, прикрыв ей рот рукой, чтобы не оскорблять слух хозяина.
У него свои беды, порешили слуги. Тут вершится битва богов, так-то.
Женщины с ними ничего не поделаешь, но и мужчины места себе не находили. Бродили туда-сюда, от глазка в кухню, из кухни на крышу с башенками. С верхотуры глядели вниз на неподвижную фигуру да судили-рядили о том и этом, в том числе ио стойкости человека, о свойствах натуры хозяина, и даже о том, что, быть может, новые боги не слабее старых. Поглядев да посудачив, возвращались они в тоске и унынии.
посвящал весь свой ум и сочувствие сердца.
Диво дивное речешь ты, возлюбленный, произнес он. Ты должен изложить мне больше.
Что же излагать мне? смиренно спросил Туан.
Поведай мне о начале времен в Ирландии и о том, каков был Партолон, сын сына Ноева.
Я почти позабыл его, произнес Туан. Велик бородою он был и велик в плечах. Добрых дел и доброго нрава человек.
Продолжай, любовь моя, сказал Финниан.
Он прибыл в Ирландию на корабле. Двадцать четыре мужчины и двадцать четыре женщины с ним. Но прежде ни единый человек не населял Ирландию, да и вообще в западных частях света люди не жили и не странствовали. Мы подплывали к Ирландии, и с моря эти места казались бескрайним лесом. Докуда хватало глаз, во всякую сторону, сплошь деревья, а с деревьев неумолчное пение птиц. И над всей этой землей сияло прекрасное теплое солнце, и потому нашим усталым от моря взорам, нашим измученным от ветра ушам помстилось, что направляемся мы к Раю.
Причалили мы и услышали рокот воды из сумрачной сени леса. Мы двинулись вслед за водой и очутились на лугу, где светило солнце, земля была теплой, и там Партолон вместе с двадцатью четырьмя супружескими парами и остановился, и устроил там поселенье и житье.
В реках Эйре обитала рыба, а в чащах зверь. По равнинам и лесам бродили дикие, робкие и жуткие созданья. Созданья, зримые насквозь и сквозь же них можно было пройти. Долго жили мы припеваючи и видели, как выросло новое зверье медведи, волки, барсуки, олени, кабаны.
Племя Партолоново множилось, и вот уж из двадцати четырех пар стало пять тысяч человек, и все обитали в дружбе и довольстве, хоть и без всякого соображения.
Без всякого соображения! повторил за ним Финниан.
Оно им было ни к чему, пояснил Туан.
Я слыхал, что перворожденные были бездумны, сказал Финниан. Продолжай же, возлюбленный мой.
Но вдруг, словно ветер налетел, в одну ночь до утра явилась хворь, от какой раздувало нутро, а кожа делалась багровой, и на седьмой день все племя Партолоново было мертво кроме одного человека.
Один всегда уцелеет, задумчиво вставил Финниан.
Я и есть тот человек, подтвердил его собеседник.
Скрыл Туан чело под сенью ладони и перебрал в памяти невероятные века от начала мира и до первых дней Эйре. Финниан же, в ком кровь застыла опять, а волосы на голове вновь зашевелились, смотрел на Туана безотрывно.
Глава пятая
Рассказывай дальше, любовь моя, пробормотал Финниан.
Остался я один, сказал Туан. И до того одинок я был, что моя же тень меня пугала. До того одинок, что от звука птицы летящей или же от скрипа ветви росистой бросался прятаться, как спугнутый кролик в свою норку.
Твари лесные унюхали меня и распознали, что я один. На шелковых лапах подкрадывались ко мне сзади и рычали, стоило мне обернуться; здоровенные серые волки, свесив языки и вперяясь в меня, загоняли на скалы; не нашлось бы такого слабого существа, какое не стало бы охотиться на меня, робкого, какое не смутило б меня взглядом. Так прожил я два десятка лет и два года, пока не постиг все, что зверю ведомо, и не забыл все, что человеку известно.
Умел теперь двигаться не громче всех остальных, бегать без устали. Научился быть незримым и терпеливым, как дикий кот, затаившийся в листве; научился чуять опасность даже во сне и наскакивать на нее недреманными когтями; научился лаять,
рычать и клацать зубами и рвать ими.
Продолжай, возлюбленный мой, сказал Финниан, да упокоишься ты в Боге, родное сердце.
В конце тех времен, продолжил Туан, прибыл в Ирландию Немед, сын Агномана, с флотилией из тридцати четырех парусников, на каждом корабле по тридцать пар людских.