Никакого чувства опасности. Никакого предчувствия беды. Только глухое, въевшееся в печёнку раздражение перфекциониста, чей прекрасный, выверенный мир в очередной раз столкнулся с убогой, несовершенной реальностью. Где люди экономят на спичках, строя при этом космический корабль. Классика.
Я решил провести ручную диагностику герметичности. Процедура стандартная, отработанная до автоматизма, как приготовление того же утреннего отвратительного кофе. Я натянул на голову лёгкий защитный шлем с поликарбонатным визором больше для проформы и соблюдения техники безопасности, чем для реальной защиты, и подошёл к установке. Она гудела, как довольный кот, но я-то знал, что это обманчивое спокойствие. Внутри этого хромированного зверя таилась мощь, способная разнести лабораторию в пыль. Но я не боялся. Я её знал. Я сам её спроектировал и собрал.
Я медленно пошёл вдоль системы трубопроводов, водя над соединениями портативным течеискателем. Монотонный писк прибора действовал успокаивающе. Фланец за фланцем, вентиль за вентилем. Всё чисто. Раздражение нарастало. Неужели придётся останавливать цикл и сбрасывать давление? Это означало потерю суток работы и уникального образца.
За спиной что-то тонко, почти на грани ультразвука, пискнуло. Звук, который не предвещал ничего хорошего. Это был не течеискатель. Это был сигнал аварийного превышения параметров с главного компьютера.
Я резко обернулся к монитору. И всё моё спокойствие, вся моя уверенность испарились в одно мгновение, сменившись ледяным ужасом. Иссиня-чёрная линия графика, наплевав на все законы физики, сопромат и мои седые волосы, которых у меня ещё не было, но которые, казалось, вот-вот появятся, стояла вертикально. Она пробила жёлтую зону предупреждения, пронзила красную запретную зону и упёрлась в самый потолок диаграммы. Цифры на счётчике давления превратились в нечитаемую алую кашу, обновляясь быстрее, чем глаз мог их воспринять. Цепная реакция. Неконтролируемый фазовый переход в материале. Давление росло экспоненциально.
Ой, было единственным, что я успел сказать. Не самое героическое последнее слово, но на большее времени уже не было.
Не было ни взрыва, ни огня, ни прочей голливудской пиротехники, которую так любят показывать в фильмах. Всё произошло до обидного прозаично, буднично и невероятно быстро. Сухой, резкий хлопок лопнувшего металла, похожий на выстрел из крупнокалиберной винтовки. Воздух в лёгких сжался, словно меня ударили в грудь невидимым кулаком. Вакуумная камера, не выдержав чудовищного внутреннего давления, не взорвалась. Она схлопнулась.
Имплозия.
Ударная волна, направленная не наружу, а внутрь, сжала установку стоимостью в три моих ипотеки в бесформенный комок искорёженного металла. И тут же, в следующую микросекунду, эта чудовищная энергия нашла выход. Воздух вокруг меня завибрировал, превратившись в твёрдую стену. Последнее, что зафиксировало моё сознание это красивая, почти идеальная, симметричная паутина трещин, разбегающихся по визору моего шлема от точки прямо между глаз. Моя последняя мысль была абсолютно спокойной и непростительно глупой для момента собственной смерти.
«Каскадный отказ Интересная механика разрушения А я ведь даже отчёт за квартал не сдал».
А потом была вспышка ослепительно-белого света, поглотившая всё. Звуки, цвета, ощущения. Весь мир свернулся в одну бесконечно яркую точку. И наступила тишина. На этот раз настоящая, полная и, как оказалось, окончательная. Абсолютный ноль информации. Идеальный вакуум.
Система «Виктор Новиков» прекратила своё функционирование из-за критической ошибки, вызванной несовместимым с жизнью внешним воздействием. Проще говоря, я умер.
Неловко вышло.
Вспышка белого света и последовавшая за ней абсолютная тишина, как оказалось, были не концом. Они были лишь прелюдией. Знаете, как на старом телевизоре, когда пропадает сигнал: на секунду экран становится пустым и молчаливым, а потом взрывается шипящей, чёрно-белой рябью. Мой личный конец света был очень похож на это. Только вместо ряби было нечто куда хуже. Нечто, для чего в человеческом языке не было слов, но мой разум инженера тут же подобрал уродливый, но точный термин: декомпиляция души.
Моего тела больше не было. Не было лёгких, чтобы дышать. Не было глаз, чтобы видеть. Не было ушей, чтобы слышать. Попытка ощупать фантомные конечности или сделать фантомный вдох натыкалась на глухую стену. Некое «я», бестелесная, дезориентированная точка чистого сознания, плавающая в безграничном океане чего-то. Чего-то фундаментально неправильного.
Это не была тьма. И не свет. Это было похоже на то, что видит центральный процессор, когда на него подают напряжение, но операционная система намертво зависает на этапе загрузки, выдавая на экран каскад ошибок. Бесконечный, бессмысленный поток информационного мусора. Я «видел», если это слово здесь вообще применимо, каскады битых пикселей всех цветов радуги, которые складывались в уродливые, постоянно меняющиеся узоры. Я «воспринимал» фрактальные паттерны, которые на долю секунды обретали сложнейшую, почти осмысленную математическую структуру, чтобы тут же с диким визгом, похожим на звук царапаемого диска, распасться в цифровой снег. Это было похоже на то, как если бы кто-то пытался запустить новейшую видеоигру на старом калькуляторе, и его видеокарта отчаянно пыталась что-то изобразить, но вместо этого просто умирала, снова и снова, выплёвывая в вечность артефакты рендеринга.