Вера, сказал я, проигнорировав её вопрос и сразу переходя на имя. Позволите называть вас Вера?
Моё обращение
по имени заставили её на мгновение замереть. Это снова было нарушением всех правил их аристократического этикета. Я видел, как в её глазах мелькнуло удивление, а затем знакомый огонёк азарта. Я снова играл не по её правилам.
Позволю, она усмехнулась, если вы, Алексей, позволите мне не возражать.
Она приняла мою игру. И, не дожидаясь приглашения, села рядом со мной на скамейку. Не слишком близко, но и не на другом конце.
Итак, Алексей, начала она, глядя прямо перед собой, о чём вы думаете, сидя здесь в одиночестве? Планируете, как «заразить светом» следующую жертву?
В её голосе была ирония, но без злости. Она явно всё ещё была под впечатлением от нашего утреннего разговора.
Я? Нет я улыбнулся, глядя на небо. Света на всех достаточно. Стоит только посмотреть наверх.
Я подмигнул ей, а затем снова стал серьёзным.
О чём я думаю? Да ни о чём существенном. Но если ты позволишь я бы хотел спросить у тебя.
Я повернулся и посмотрел ей прямо в глаза.
Почему я тебе не нравился, когда был как бы это сказать бездарным?
Мне было жаль Алексея. Он явно испытывал к ней чувства и хотел завоевать её внимание. И я хотел знать, почему она была так жестока с ним.
Мой вопрос застал её врасплох. Этого она точно не ожидала. Она ожидала флирта, игры, интриг. А получила прямой, личный, почти обвиняющий вопрос о прошлом.
Она на мгновение растерялась. Улыбка исчезла с её лица. Она отвела взгляд.
«Не нравился»? переспросила она тихо. Это не то слово, Алексей.
Она помолчала, подбирая слова.
Ты был скучным. Ты был предсказуемым. Ты был тенью своего отца, тенью своего Рода. Ты пытался соответствовать, но у тебя не получалось. И от этого ты был жалким.
Она сказала это без злости. Просто как констатацию факта.
В нашем мире, Алексей, она снова посмотрела на меня, и в её глазах была холодная мудрость, слабость это не просто недостаток. Это грех. А жалость это роскошь, которую мы не можем себе позволить. Я не то чтобы не любила тебя. Ты был мне безразличен. Как и десятки других таких же скучных аристократов.
Она была предельно честна. И эта честность ранила сильнее любой насмешки.
А теперь, она чуть склонила голову набок, ты перестал быть скучным. Ты стал опасным. Непредсказуемым. Живым. И это она усмехнулась, это интригует.
Она дала мне прямой и жестокий ответ. Она ценит не доброту или чувства. Она ценит силу.
Ясно Ясно я вздохнул. Её слова были как ледяной душ. Мне стало искренне жаль того парня, Алексея, который так отчаянно пытался заслужить её внимание.
Я посмотрел на неё, и мой взгляд был полон не злости, а какой-то тихой грусти.
Выходит, любовь для тебя ничего не значит, верно?
Она хотела что-то возразить, но я продолжил, не давая ей вставить ни слова.
И ты с радостью стала бы моей теперь? Даже если бы знала, что я тебя не люблю?
Мои вопросы снова попали в цель. Я не спрашивал о магии, о силе, о политике. Я спрашивал о ней. О её душе.
Вера Оболенская замерла. Её маска хитрой интриганки дала трещину. Мои слова затронули что-то, что она тщательно скрывала.
Любовь?.. она произнесла это слово так, будто пробовала на вкус нечто давно забытое. Любовь это сказка для простолюдинов, Алексей. Для нас есть долг, есть выгода, есть союзы.
Но её голос дрогнул.
А что касается «стала бы я твоей» она горько усмехнулась. А разве у нас есть выбор? Мой отец уже присматривался к твоему новому статусу. Если бы не помолвка с Голицыной, он бы уже вёл переговоры с твоим отцом. И моё мнение никто бы не спросил. Как и твоё.
Она посмотрела на свои руки.
Мы все просто красивые куклы в руках наших отцов. Кто-то, как Анастасия, пытается заморозить свои чувства. А кто-то, как я она подняла на меня глаза, и в них была и тоска, и вызов, просто учится получать удовольствие от игры. Даже если правила написал не ты.
Она снова была честна. Но на этот раз она показала не свою силу, а свою слабость. Свою собственную клетку.
Да её честность подкупает. Я смотрел на неё и понимал: Видимо, Алексею она была просто не по зубам. Она сильнее.
Что ж. Спасибо за честность, сказал я тихо, но твёрдо. Это редкость. Здесь.
Я встал со скамейки.
Но я на мгновение задумался, глядя на шпили Академии. Знаешь, что я тебе скажу? Правила для того и писаны, чтобы их менять.
Я повернулся к ней и усмехнулся своей новой, дерзкой улыбкой.
То ли ещё будет, Вера. Королева, которую так любил Алексей Воронцов.
Я намеренно сказал «любил» в прошедшем времени, ставя точку в истории того мальчика и давая понять, что теперь на его месте кто-то другой.
Вера Оболенская смотрела на меня снизу вверх, и на её лице было написано абсолютное изумление. Мои слова, мой тон, моя уверенность всё это не укладывалось в её картину мира.
Она не ответила. Она просто смотрела мне вслед, когда я развернулся и пошёл прочь, направляясь на свою первую лекцию.
Я оставил её одну на скамейке. Разрушил её игру. Заставил усомниться в правилах её мира. И, возможно, впервые за долгое время, заставил её почувствовать что-то, кроме скуки и желания манипулировать.