Глубоко внутри заворочалось разочарование. Не то чтобы я рвался к славе или мечтал о генеральских лампасах упаси Господь от такой «радости». Просто до одури обидно, когда твой мозг, заточенный под решение нестандартных задачек, пашет вхолостую, как движок гоночного болида на холостых. Когда ты видишь реальную пропасть, а тебя снисходительно хлопают по плечу и лечат, что это так, канавка, её перепрыгнуть раз плюнуть, если хорошенько разогнаться. А потом хрясь! и вся страна в этой самой пропасти по самые уши. А ты, такой умный, сидишь и думаешь: «Я же говорил, твою мать» Только кому от этого легче? Правильно, никому. Особенно тем, кто уже там, в этой самой дыре.
Системное мышление это и дар, и проклятие одновременно. Прямо как талантливый, но бухающий родственник, от которого хрен знаешь, чего ждать. Ты видишь всю цепочку, от криво забитого гвоздя до развала целой империи, а большинство только ближайшее звено, ну, максимум два, если повезёт. И переубедить их задачка с пометкой «звездочка».
Благодарю за внимание, господа генералы, закончил я свою пламенную, видимо, бесполезную речь.
Я чувствовал себя каким-то скоморохом на ярмарке: отплясал джигу-дрыгу перед равнодушной толпой, а тебе вместо оваций и медяков пара гнилых помидоров в морду. Формальные кивки, больше похожие на подёргивания от нервного тика. Пара дежурных вопросов из серии «а не пошёл бы ты, сынок, лесом со своими фантазиями?», на которые я ответил так же дежурно, чуть ли не цитируя их же замшелые уставы, только на новый лад переписанные. Всё, можно сворачивать лавочку и идти глушить тоску чем-нибудь покрепче чая. Моя «новаторская доктрина» летит на полку, пылиться рядом с предыдущими такими же «гениальными прозрениями». Может, когда-нибудь археологи будущего откопают и оценят. Если будет кому копать, конечно, и если эти архивы до того времени не сожрут крысы размером с приличную таксу.
А ведь начальник Штаба в Москве предупреждал, что будет тяжело. Он разглядел во мне что-то. Но, видимо, хотел преподать урок, чтобы я чуть спустился с небес. Мне предлагали повременить со своими идеями и просчитать все плюсы и минусы. Но я нутром чувствовал, что доктрина опаздывает, нужно менять все сейчас же, пока не поздно.
Через пару дней перелёт. Очередное совещание, на этот раз ближе к «горячей точке». Видать, чтобы я там, на месте, своими глазами убедился в непоколебимой гениальности «проверенных временем тактик» и в том, как лихо можно уложить пару батальонов солдат из-за тупого нежелания включить серое вещество между ушами.
Старенький самолёт, надёжный «Ил», натужно гудел, продираясь сквозь облака такие, знаете, как комья грязной ваты. Я откинулся в продавленном кресле, прикрыл глаза. Мысли текли вяло. Опять гонял в голове презентацию, искал, где же я недожал, где накосячил или с интонацией не угадал. Может, надо было проще, на пальцах?
Как для детей в ясельной группе: «Вот это плохой дядя с большой пушкой, он хочет отнять у нас все конфеты. А вот это мы, хорошие, с ещё большими пушками. И чтобы плохой дядя нас не обидел и не слопал наши конфеты, мы должны» Бред сивой кобылы.
Резкий толчок вырвал меня из полудрёмы. Будто пилот решил экстренно тормознуть об невидимую стену. Стаканы с недопитым пойлом, которое в бортовом меню почему-то гордо именовалось «чаем», полетели по салону, орошая ближайших пассажиров. Чей-то испуганный вскрик. Потом ещё толчок, посильнее, аж зубы клацнули. Самолёт затрясло, как в предсмертной агонии, будто он подхватил приступ малярии. Я вцепился в подлокотники, сами подлокотники, кажется, жалобно заскрипели под моей мёртвой хваткой. Желваки заходили ходуном под кожей от какой-то животной злости на эту абсурдную, дурацкую ситуацию. Вот тебе и «горячая точка», приехали, что называется. Доставка с ветерком, прямиком в эпицентр возможного звездеца.
Рёв движков изменился, стал захлёбывающимся, с металлическим скрежетом. В голове мелькнула шальная мысль: «Неужто все?» Ирония судьбы, мать её за ногу.
Крики. Волнение в салоне нарастало. Я огляделся перекошенные первобытным ужасом лица. Кто-то истово крестился, кто-то просто выл, как волк на луну. А я почему-то подумал о своей недоделанной модели парового движка в гараже. Какая-то сраная шестерёнка, которую я никак не мог подогнать по размеру. Забавно, о чём только не думаешь перед лицом
А потом непроглядная темнота. Боль. Тупая, всепроникающая, ноющая, по всему телу. Собачий холод, пробирающий до самых костей. Чувство стремительного падения. Земля? Или что-то другое, такое же твёрдое и безжалостное, несётся мне навстречу с распростёртыми объятиями? Нарастающий гул в ушах, переходящий в оглушительный рёв, от которого, казалось, лопнут барабанные перепонки, а мозги вытекут через нос, как сопли при лютом гриппе. Ощущение, что тело разрывает на куски, рвёт, как Тузик грелку.
Сознание меркло, цепляясь за последние обрывки мыслей.
Неужто и правда все? А потом, вместо окончательной пустоты, меня пронзило ощущение покалывающего тепла, словно тысячи невидимых нитей оплетали его, стягивали, перекраивали, и где-то на грани слышимости раздался тихий, мелодичный перезвон, будто от множества крошечных колокольчиков.