Марьянка после этого случая с охотой, конечно, за Ванюшу замуж пошла.
Видать, яма и медведи и были третьим подарком от дочери Океана!
Смерть камня
Кто верил в такое чудо, а кто и нет, разные ведь люди бывают. Иные не верят даже, что их родная мать родила: на инкубатор пальцем показывают.
Чем спорить с такими вот людьми, не лучше ли рассказать о греющемся камне историю?
Раз барин мимо подгорской церкви проезжал, с медным величием в осанке. Вылез он из кареты и давай вышучивать стоявших возле камня мужиков. Вы де, молвы ради, уголья под него суёте!
На слова такие лягательные не посмели ответить мужики. А вот камень посмел. Ткнул его барин ногою, да как закричит: горю! горю! Скинул с себя костюм английский, хлебовитым телом забелел. Бегает вокруг церкви, как полоумный, умоляет его спасти.
Мужики верное дело барину посоветовали: у камня прощенья попросить. Упал барин перед ним на колени, слезу обильную пустил. И простил его камень великодушно, жар свой невидимый забрал Вот, сказывают, какие истории вокруг того камня творились!
А куда, спрашиваете вы, камень тот греющийся подевался? Да в Каменное озеро скатился, в птицу-лебедя превратился, на ветку старого осокоря взлетел, а выше не захотел! А если правду молвить, попадья тот камень со света сжила. Верующая была баба, а без понятия. Повадилась попадья к тому камню ходить, щи да кашу на нём разогревать.
Однажды, как раз на Троицу, камень после церковной службы добела раскалился. Стала попадья котелок со щами на него ставить, да и пролила. Зашипел камень, как змея, паутиной трещин покрылся. На другое утро холодным, как покойник, стал
С тех самых пор чудотворных вещей больше не творил.
Своеручное письмо
Подкатилось рано утром к избе Агафьи колесо. Самое обыкновенное, от телеги. Покружилось немного возле крыльца и упало в траву.
А жених её, Николай, за день до этого в Моркваши по делу отправился. Сроком на неделю, не более. Обещал Агафье оттуда своеручное письмо написать.
На пути повстречалась Николаю волчья стая, лошадь в упряжке и понесла. А дорога как раз вдоль крутого обрыва проходила. Свалилась телега вместе с Николаем вниз, на острые камни... Насмерть, конечно, разбился!
Говорят, только три колеса от той телеги и нашли. А четвёртое, стало быть, в село Подгоры, к избе Агафьи Воронковой прикатилось.
Шальдана
Приехали братья в это село в феврале месяце, и первой бедою, которая настигла их там, была серо-бурмалиновая тоска. Братьев не устраивало буквально всё: чёрствость местных крестьян, избы с низкими, покрытыми копотью потолками, коровьи лепёшки повсюду, куда ни погляди. Даже солнце, как казалось их цивилизованным душам, светило над Подгорами в миллион раз слабее, чем над Москвой.
Само собой разумеется, что не приняли батогинских насмешек над собой местные мужики, и в один мартовский вечер, вооружившись кольями, пошли к братьям в гости. Но возле избы тётки Анастасии дорогу им перегородил дед Никифор, первый в селе филомагог.
Воспитание кольём дело надёжное, зашамкал дед. С такого воспитания и лошадь, и корова, и даже свинья быстро окрутку обретают. Но человек иное существо. У него душа, Богом данная, имеется. Вы погодите до мая, когда в садах, полях и огородах Шальдана объявится. Она девка опытная: сама уму-разуму братьев научит. А уж коли и ей не удастся научить, тогда смело палочную педагогику в ход пускайте!
И вправду, загалдели мужики, что мы, совсем, что ли, с ума спятили, чтобы вместо Шальданы судьбой человеческой распоряжаться? Вот если и она от братьев откажется, тогда и мы потребуемся. Богу богово, а зверю зверево!
Сказали так мужики и разбрелись в разные стороны.
*
А в избе тётки Анастасии с утра до вечера такие разговоры велись.
Эх, маялся у окна кислоглазый Иван, Русь ты наша неприкаянная, Жигули вы мои голоштанные! Когда же на вас, Жигули, с города дымом заводов подует?
Три моста через Волгу скоро ли вас, Жигули, поездами да автомобилями заполонят? подхватывал в тон своему брату Николай.
Вон берёза стоит, кивал головою Иван, а на верхушку её какой-то болван колесо от телеги водрузил... Красоты нет в народе!
Точно, соглашался Николай. Не то, что в цивилизованной Англии. Там каждый кустик, как овечку, стригут. Войдёшь в парк повсюду кубы, конусы и шары
правильными рядами расположены. Не парк тебе, а учебник по геометрии образцовый!
Ты чё к колесу-то привязался? вмешивалась в разговор тётка Анастасия, отойдя от печи, в которой котелок со щами побулькивал. Его соседские ребятишки на ту берёзу взгромоздили: всё белого аиста ждут! Правда, он в наших краях и не водится совсем. Водится лишь чёрный аист, который жилья человеческого за версту сторонится. А белый аист совсем другой: он гнездо своё норовит поближе к человеку устроить. Пущай себе ждут ребятишки. Может, белый аист и вправду когда-нибудь к нам прилетит!
На этом разговор обычно и кончался. Иван садился в очередной раз перечитывать «Капитал» Карла Маркса, а Николай брал в руки газету «Самарские ведомости» и усваивал последнюю её страницу, на которой помещались всякого рода объявления.
*
За такими вот разговорами да делами и май незаметно подоспел, Май-Маевич, на блёсткую от влаги почву зелёную накидку набросил. Зацвели в садах яблони и вишни, ароматным снегом всякую молодую душу обожгли. Но только не Ивана и Николая Батогиных. Те до глубокой ночи всё сидят да о материализме, демократии и прогрессе долдонят!