Взяли гости пилы да молотки и крыльцо, которое, видать, заколдовано было, починили. Снова стали подниматься, ступая на этот раз на каждую ступеньку, и все до единого прошли. Только один запоздалый гость, который опять
через две-три ступеньки шагал, и провалился
Фу, фу, фу, на всякий случай говорю. Пошли, Господь, от разной не'жити защиту!
Иванова берёза
Выросла та берёзка раскидистой, шумливой. Внизу, у основания, дупло имела. В неурожайный год положили соседские ребятишки в то дупло камень он в каравай свежеиспечённый превратился. Чудеса, да и только! Спасли они от голодной смерти и Марфу, и многих других жителей села.
Стали все называть ту берёзу Ивановой, оказывать ей почести царские. Один только Санька по прозвищу Леденец, не раз с любовными запросами к Марфе пристававший, берёзу ту во всю глотку хулил. Ещё бы. Съел он однажды каравай, из дупла её извлечённый, и долго потом мучился животом!
Пытался Санька в сердцах ту берёзу срубить. Пришёл с топором, глядь, а на нижней ветке сам-Иван, хмуря брови, сидит! Спрыгнул Иван на землю, отнял у опешившего Саньки топор и обухом по его спине слегка прошёлся.
Случилась эта история на Троицын день, в разгар всеобщего веселья. Никто сидевшего на ветке Ивана не видел. А вот как топор сам собой вслед за убегавшим Санькой летел, видели многие.
Настя и витязь Борислав
Был тот Иван из пришлых людей. Года три, как в здешних местах объявился. Откуда он родом, не сказывал никому. Всякий раз, приходя в гости, пяток баранов с собой в подарок приводил. Этим сердца родителей и завоевал. А уж Насте самой ой как тот Иван не нравился!
Дело уже к свадьбе приближалось, как приснился вдруг Насте вещий сон. Будто бы жених её сам тримо'рок жигулёвский, в горных пещерах обитающий! И готовит он Насте, как и подобает всякому тримороку, погибель страшную...
Проснулась утром Настя, мокрую от слёз подушку во дворе сушить повесила, пса Верныша покормила и пошла на Каменное озеро топиться. Потому как не верила она по молодости своих лет в силы небесные, и помощи себе ниоткуда не ждала.
Глядь: в траве колокольчик серебряный блестит. Подняла Настя тот колокольчик, позвонила в него, и тут же перед ней витязь на белом коне объявился.
Что за беда с тобой, красавица, приключилась? спрашивает витязь. От самого Азовского моря на зов твоего колокольчика прискакал!
Рассказала Настя про своё горе. Выслушал её витязь, посадил на своего коня и в горы Жигулёвские повёз.
Добрались они до Ивановой пасеки, в окошко его избушки заглянули. Видят, сидит он за столом и ножницами из бересты овцу за овцой вырезает. Вырезал их с десяток, перебросил через левое плечо, и обернулись берестяные овцы настоящими. «Это, говорит, мясо да кости, их на свадьбе откушают гости». Нарезал горку полосок, снова через плечо их перебросил, и обратились они в ладно сложенную поленницу. «Это, говорит, дровишки на костеришко». Схватил затем ореховую скорлупку, швырнул её туда же, и обратилась она в чугунный котёл. «А это, говорит, котелок-чугунок. В нём я Настю сварю после свадьбы на счастье!»
Услышала Настя такие слова и закричала с испугу. Догадался одноглазый Иван, что его за преступным колдовским делом застали, и ударился в бега. Настиг его витязь на белом коне и плёткой слегка по спине ударил. Лопнула на беглеце от того удара не только одежда, но и кожа, и с тела, словно картофельная шелуха, слетела. Предстал перед витязем сам-медведь, косматой шерстью обросший. Стал тот медведь, как мыльный пузырь, раздуваться. Вот уже с рослую осину раздулся, клыками острыми пытается устрашить! Обнажил тогда витязь свой меч и рассёк его тело на две равные половины. Вылетел из них ворон и, жирными перьями поблёскивая, в Жигулёвские горы устремился. Выстрелил витязь из своего лука. Упал ворон на землю, вспыхнул огнём и в три пепелинки серы превратился Так спасена была Настя смелым витязем от верной погибели!
Само собой разумеется, что полюбила Настя своего освободителя крепче крепкого. Да и как было его не полюбить: возраст, как говорится, подснежниковый, сила семидюжая, лицо иконописное!
Любая девка на её месте точно так же бы поступила. А витязь сделал доброе дело, убил триморока жигулёвского и, братом кровным на Настю взирая, в путь-дорогу собрался. Ввиду такой спешности призналась Настя в любви первой и в жёны взять её попросила. А витязь глянул на неё прозрачной рощей осенней, посадил на своего коня и в церковь подгорскую повёз.
Попросил витязь у дьякона той церкви чашу с водой освящённой. Тот принёс. Нагнулся витязь над чашей, и увидела Настя: отразился в ней не молодец красный, а дремучий старик!
Теперь поняла? спрашивает витязь. Мне триста лет от роду, Бориславом зовусь. Это я за дела мои праведные, что мечом калёным по всей Руси являю, людям юнцом безусым кажусь. Являюсь я на звон всякому обладателю серебряного колокольчика. Добро, явленное в действии, несу. И хоть ключей от бессмертия ещё не нашёл, но отмычкой самодельной вполне доволен!
Обнял Настю витязь Борислав по-отечески, сел на своего коня и в даль неизвестную ускакал.
Размножили тогда горы Жигулёвские Настин крик в бессчётном количестве. Ещё бы, дважды невестой была: тримороковой и стариковой! «Видно, не судьба мне счастьем земным насладиться», подумала Настя и, уверовав в силы небесные со всей русской силой, до крайности порой доходящей, решила монахиней стать. Пришла домой, упала в ноги своим родителям и стала проситься на вечное девичество. Те знали уже наперёд, что никто больше за Настю не посватается (дело с одноглазым Иваном и витязем Бориславом широкую огласку получило), и согласились. Так покинула Настя наш бренный мир и стала монахиней.