Что делать бился с ним, бился Егорий, так и уехал ни с чем! «Ну правду сказывал цыган: коли б не давал ему стремена и не знал бы его, а теперь повек помнить буду!»
Цыган взял золотое стремено и пошел продавать. Идет дорогою, а навстречу ему едет барин. «Что, цыган, продаешь стремено?» «Продаю». «Что возьмешь?» «Полторы тысячи рублей». «Зачем так дорого?» «Затем, что оно золотое». «Ну, ладно!» сказал барин; хватился в карман нет больше тысячи. «Вот тебе, цыган, тысяча отдавай стремено; а остальные деньги напоследях получишь». «Нет, барин, тысячу-то рублей, пожалуй, я возьму, а стремена не отдам; как дойдешь, что следует по уговору, тогда и товар получишь». Барин отдал ему тысячу и поехал домой. И то. 1ько приехал сейчас же вынул пятьсот рублей и послал к цыгану с своим человеком. «Отдай, говорит, эти деньги цыгану, да возьми у него золотое стремено». Вот приходит барской человек в избу к цыгану. «Здорово, цыган!» «Здорово,, доброй человек!» «Я привез тебе деньги от барина». «Ну давай, коли привез». Взял цыган пятьсот рублей и давай поить его вином; напоил досыта! Как напоил досыта, стал барской человек собираться домой и говорит цыгану: «Давай же золотое стремено». «Какое?» «Да то, что барину продал!» «Когда продал? У меня никакого стремена не было». «Ну, подавай назад деньги!» «Какие деньги?» «Да я сейчас отдал тебе пятьсот рублей». «Никаких денег я не видал, ей-Богу, не видал! Еще самого тебя Христа ради поил, не то, что брать с тебя деньги!» Так и отперся цыган. Только услыхал про то барин, сейчас поскакал к цыгану: «Что ж ты, вор эдакой, деньги забрал, а золотого стремени не отдаешь?» «Да какое стремено? Ну, ты сам, барин, рассуди, как можно, чтоб у эдакого мужика-серяка да было золотое стремено!» Вот барин с ним возился-возился, ничего не берет. «Поедем, говорит, судиться». «Пожалуй, отвечает цыган,только подумай, как мне с тобой ехать-то? Ты как есть барин, а я мужик вахлак! Наряди-ка наперед меня в хорошую одежу, да и поедем вместе».
Барин нарядил его в свою одежу, и поехали они в город судиться. Вот приехали в суд; барин говорит: «Купил я у этого цыгана золотое стремено; он деньги-то забрал, а стремена не отдает». А цыган говорит: «Господа судьи! Сами подумайте, откудова возьмется у мужика-серяка золотое стремено? У меня дома и хлеба-то нету! Не ведаю, чего этому барину надо от меня? Он, пожалуй, скажет, что на мне и одежа-то его!» «Да таки моя!» закричал барин. «Вот видите, господа судьи!» Тем дело и кончено; поехал барин домой ни с чем, а цыган стал себе жить да поживать, да добра наживать". (Из собрания В. И. Даля).
Вариант. Только что уехал Егорий, мужик Нестерка продал золотое стремено да купил себе хлеба и всякого харчу, и с той поры завсегда у кого что ни возьмет а уж непременно затаит и забожит.
Пятница
и ну пасыпать! Пасыпала да и была такава: паминай как звали! Ничаго и ня молвила, сярдешная. Та баба как праснулась, так и взвыла благим матам ат глаз, и ни ведая, ат чаго ани забалели. Другие (бабы) сидя(т) в ужасьи и учали вапить: «Ух ты, акаянная! Заслужила казнь лютую ат матушки Пятницы», и сказали ей все, ще было. Та баба слушала-слушала и ну просить: «Матушка Пятница! Взмилуйся мне, помилуй меня грешную; поставлю те(тебе) свечку, и другу-недругу закажу обижать те(тебя), матушка!» И ще ж ты думаешь? Ночью, вишь, опять прихадила ана и выбила из глаз у той бабы кастру-та, и ана апять встала. Грех великай абижать матушку Пятницу прядиво мыкать да прясть!
(Записана в Липецком уезде Тамбовской губернии селъским учителем Елисеем Сабуровым?)
Примечания
Мы по середам, по пятницам платье золовали, Платье золовали, мы льны прядовали".
Особенно же уважаются в народе издревле двенадцать пятниц, которые бывают перед большими праздниками: а) перед Благовещеньем, Ь) первая и с) десятая после Воскресения Христова, d) перед Троицею, е) Успением, f) Ильиным днем, g) праздником Усекновения главы Иоанна Предтечи, h) Вздвиженьем, i) Покровом, к) Введением во храм Пресв. Богородицы, 1) Рождеством и т) Крещением. До сих пор сохраняется старинное сказание о 12 пятницах, почитаемое раскольниками наравне со Свящ. Писанием". На Ваге в прежнее время ежегодно праздновали пяток первой недели Поста у часовни, куда совершался для этого крестный ход. Во время неурожаев, засухи или сильных дождей, по случаю скотского падежа и появления червей были празднуемы «обетныя» пятницы; в XVI веке писались в таких случаях целым миром заповедные записи. Так, крестьяне Тавренской волости (в 15901598 гг.) обговорились промеж себя и учинили заповедь на три года, чтобы «в пятницу ни толчи, ни молоти, ни камение не жечи», а кто заповедь порушит, на том доправить 8 алтын и 2 деньги. Константинопольский патриарх окружною грамотою 1589 года к литовско-русским епископам запрещал праздновать день пятницы наравне с воскресеньем".
Стоглав (в 40-й главе) свидетельствует, что в его время ходили «по погостам и по селам и в волостях лживые пророки, мужики и женки, и девки, и старые бабы, наги и босы, и волосы отрастив, роспустя, трясутся и убиваются, а сказывают, что им являются св. Пятница и св. Анастасия и велят им заповедывати канун засвечивати; оне же заповедывают христианам в среду и пятницу ручного дела не делати, и женам не прясти, и платья не мыти, и камение не разжигати, и иныя заповедуют богомерзкие дела творити». По народному объяснению по пятницам не прядут и не пашут, чтобы не запылить матушку-Пятницу и не засорить ей кострикою и пылью глаз. Если же бабы вздумают прясть и шить в этот день, то св. Пятница накажет их ногтоедом, заусеницею или болезнью глаз: поверье это послужило основанием напечатанной нами легенды. По словам духовного регламента, суеверы уверяли, что «Пятница гневается на не празднующих (ее дня) и с великим на оных угрожением наступает». В некоторых деревнях в пятницу не засиживаются долго при свечах, потому что в этот день ходит по домам «св. Пятинка» и карает всех, кого застанет не спящим.