Споры в Ракетном аэродроме о том, что делать дальше,
быстро переросли в ссору. Прозвучали резкие слова. В итоге никто, кроме фон Брауна, не отправился в Куммерсдорф теперь он был связан правилами военной тайны. Это был последний раз, когда Граф разговаривал с ним почти за два года.
А за эти два года произошло многое. Граф оказался в центре Берлина в ту ночь, когда нацистское факельное шествие прошло через Бранденбургские ворота к Рейхсканцелярии в честь прихода Гитлера к власти. В следующем месяце он видел зарево в небе горел Рейхстаг. Когда режим воспользовался всеобщей паникой, чтобы начать преследование оппонентов, его родители оба потеряли работу. Осенью гестапо провело обыск на территории Ракетного аэродрома, сняло отпечатки пальцев со всех участников и заставило членов общества подписать обязательство не делиться своими разработками с «иностранными державами» документ, не имевший особой ценности, так как эксперименты к тому моменту практически прекратились из-за нехватки средств. В это время Граф уже покинул Технический институт и учился в Берлинском университете, готовясь к защите диссертации.
Иногда он мельком видел высокий силуэт фон Брауна в коридоре или на улице поблизости, а однажды, гуляя в парке неподалёку от Александрплатц, ему показалось, что он увидел его верхом на лошади. Но всадник был слишком далеко, к тому же на нём была форма СС, и Граф отбросил мысль, сочтя это невозможным.
Как бы то ни было, они снова встретились только летом 1934 года к сожалению, Граф не мог назвать гестаповцам точную дату, хотя помнил, что это было ближе к вечеру. Он сидел у себя в мрачной однокомнатной квартире в районе Кройцберг, писал диссертацию «Некоторые практические проблемы жидкостной ракетной тяги», когда услышал, как на улице за окном кто-то давит на клаксон. Звук был такой громкий и не прекращался, что в конце концов он поднялся посмотреть, что происходит. На тротуаре стоял фон Браун, с рукой на клаксоне, и смотрел прямо на окна дома. Ничего не оставалось, как спуститься и сказать ему, чтобы он замолчал.
Он совершенно не обиделся.
Руди! Мне сказали, что ты живёшь в этом доме, но я не знал номер квартиры. Садись, я хочу тебе кое-что показать.
Уходи. Я работаю.
Ну же, ты не пожалеешь. его неотразимая улыбка и рука на плече.
Нет, это невозможно.
Но, разумеется, он пошёл.
В те дни фон Браун ездил на крохотном, потрёпанном двухместном Ханомаге, который купил за сто марок. Машина выглядела как моторизованная детская коляска: без крыши, а местами и без дна. Граф видел, как дорога мелькает под его ногами, пока они мчались на юг, прочь из города, в сельскую местность. Говорить было слишком шумно. Он догадывался, куда они направляются. Через полчаса они свернули с шоссе. Фон Браун показал охраннику пропуск, и они проехали мимо кирпичного административного корпуса армейского испытательного полигона в Куммерсдорфе, пересекли плоскую пустошь и подъехали к скоплению бетонных построек и деревянных бараков.
Вернер...
Просто выслушай.
Снаружи это выглядело довольно заурядно. Но внутри фон Браун провёл его сквозь настоящий рай по крайней мере, в глазах Графа: выделенная конструкторская мастерская, рабочие помещения, фотолаборатория, диспетчерская, полная измерительной аппаратуры, и наконец, лучшее из всего бетонный бункер под открытым небом, в центре которого возвышалась А-образная рама из тяжёлых металлических балок, высотой около трёх метров. На ней, закреплённый на жёстких кронштейнах, висел ракетный двигатель. По его бокам тянулись топливопроводы и кабели. Внизу торчало сопло. Фон Браун жестом показал укрыться за низкой стенкой, затем обернулся и поднял вверх большой палец.
Мужчина в комбинезоне Граф понял, что это был Хайни Грюнов, механик с Ракетного аэродрома повернул пару массивных маховиков. Под двигателем появился прозрачный белёсый туман. Другой человек, в защитных очках, подошёл с длинным шестом, на конце которого была прикреплена горящая жестяная банка с бензином. Отвернув голову, он осторожно ввёл пламя в облако.
Из сопла вырвался столб пламени голубовато-красный, чистый и чёткий. Лёжа в своей тёмной комнате в Схевенингене, Граф до сих пор мог вспомнить каждую из тех десяти секунд, пока двигатель работал. Глухой рев струи в замкнутом пространстве; вибрации, с которыми мотор пытался вырваться из креплений; жар на лице; всепоглощающий сладковатый запах сгорающего топлива; головокружительное ощущение мощи будто они на мгновение подключились к самому солнцу. Когда всё закончилось, бункер погрузился в темноту, и в ушах стояла звенящая тишина. Он замер, не двигаясь, почти полминуты, глядя на отработавший двигатель, пока фон Браун не повернулся
к нему. На его лице впервые не было улыбки, только полная, сосредоточенная серьёзность.
Послушай меня, Руди, сказал он. Это чистая правда: дорога на Луну идёт через Куммерсдорф.
В тот же самый день днём Граф подписал контракт с армией: «оказывать содействие, под руководством Wa Prw 1/I, в разработке и проведении экспериментов на испытательном стенде для жидкостных реактивных двигателей на Главной батарее Запад, Куммерсдорф». В обмен ему полагалось жалованье четырнадцать марок в день. Деньги, которые он мог отдавать родителям.