Женщина сделала отрицательный жест и повернулась, чтобы уйти через боковую дверь. Мужчина мягко взял даму за руку, чтобы отговорить, но та резким движением высвободилась и вышла. Когда посетительница проходила под низкой лампой боковой двери, я разглядела профиль и сразу почувствовала, что откудато знаю ее.
Но потом женщина выскользнула на улицу и исчезла, а свет в салоне начал мигать.
Гурлан Ланмюр, хозяин заведения, поднялся на небольшую сцену и кивнул бармену, чтобы тот перестал щелкать выключателями. Воцарилась тишина, все устремили свой взгляд на эстраду.
Друзья мои, начал Ланмюр мягким масленым голосом, добро пожаловать на наше вечернее шоу.
Это был человек невысокого роста, утонченный и хорошо одетый, но в остальном довольно неприметный на вид. Вероятно, это беспокоило Ланмюра, поэтому его темные волосы были уложены по последней светской моде: выбриты с правой стороны и зачесаны на макушку по всей длине в огромную, смазанную маслом прядь. Я чувствовала, что хозяин салона использовал этот современный стиль не как дань моде, а скорее потому, что это придавало его личности какуюто особую привлекательность.
Позже, в задней комнате, вашему вниманию будет представлено тароше, сказал он, а затем мастер Эдварк Надрич прочитает лекцию о значении Уреона и Лабирина в древнеангеликанских катакомбах. Те из вас, кто уже слышал лекции мастера Надрича, знают, что их ждет захватывающая и познавательная лекция, а затем открытая дискуссия. Однако, для начала, на этой маленькой сцене Мамзель Глена Тонтелл, прославленный оратор, продемонстрирует нам свои навыки медиума.
В знак одобрения раздался гром аплодисментов и звон ножей для масла по ободкам посуды. Ланмюр, отступив назад и слегка наклонив голову в приветствии, помог подняться на сцену неряшливой женщине в жемчужно-сером шелковом платье, вышедшем из моды несколько десятилетий назад.
Её пухлое лицо выглядело осунувшимся. Я прикинула, что женщине гдето лет пятьдесят. Она ответила на любезные аплодисменты кивком и легким взмахом руки.
Её платье, прошептал Эйзенхорн, специально стилизовано под старину, чтобы напоминать нам об ушедших поколениях. Обычная уловка.
Я кивнула. Мамзель Тонтелл действительно выглядела как светская дама из сверкающих бальных залов прошлого века времени былого величия Королевы Мэб. Такие сюжеты можно увидеть в пикт-книгах. Даже в её манерах угадывалось чтото старомодное. Нам представляли актерскую игру, постановку, а у меня возникал большой интерес к хорошим исполнителям. По-моему, она нанесла на свою кожу и платье какуюто костюмную пудру.
Напудренная как привидение, проворчал Эйзенхорн. Ораторы называют это «фантомизмом» еще один избитый образ.
Макияж Мэм Тонтелл превращал её в скорбящего призрака: легкая пудра создавала впечатление, будто женщина стояла, не двигаясь, в течение десятилетий, пока пыль слоем оседала на ней. Это был элегантный прием, и я, со своей стороны, сочла его довольно забавным.
Она прижала одну руку к груди, а пальцами другой провела по лбу, сосредоточенно нахмурившись.
Здесь есть мальчик, сказала она. Маленький мальчик. Я вижу букву «Х».
В толпе некоторые закачали головами.
Это определенно мальчик, продолжала Мамзель Тонтелл. Её голос был тонким и бесцветным. И буква «Х». Или, может быть, «Т».
Холодное чтение, пробормотал Эйзенхорн. Самый старый трюк из всех. Ловит на прием.
Конечно, так оно и было. Я видела этот фокус насквозь и разделяла скептицизм Эйзенхорна, но не его презрение. Подобные развлечения всегда очаровывали. Я получала
большое удовольствие, наблюдая за работой актера, представлявшегося кемто бОльшим. Он превращался в мастера трюков, способного создать с помощью спектакля нечто из пустоты.
Мэм Тонтелл попробовала назвать еще одну букву, «Г», насколько я помню, и какойто человек в глубине зала ухватился за неё. Вскоре мужчина убедился, что получил послание от своего крестника, давно умершего. Он был ошарашен, хотя сам же предоставил все факты в подтверждение уловке. Мужчина простодушно выложил их в ответ на ловкий жест Мэм Тонтелл.
Он ушел из жизни совсем ребенком. Всего в десять лет.
Восемь, ответил мужчина, блестя влажными глазами.
Да, я вижу. В восемь лет. Мальчик утонул, бедняжка.
Он попал под телегу, вздохнул мужчина.
Ах, да, телега! Я слышу её скрип. А с губ бедного ребенка струится не вода, а кровь. Он так любил домашнее животное, собаку или
Птичку, пробормотал мужчина, маленького трицефинча в серебряной клетке. Она могла исполнять мелодию звонницы церкви Святого Мученика.
Я вижу серебряные прутья, а еще яркие перья, сказала Мэм Тонтелл, прижимая руку к голове, словно испытывая сильную мигрень, и как поет
Диалог продолжался в том же духе. Мужчина был вне себя от эмоций, что также произвело большое впечатление на зрителей. Я заметила, что Эйзенхорн быстро терял терпение. Но мы пришли не для того, чтобы смотреть, как оратор показывает свои фокусы, и не для того, чтобы слушать лекцию или читать тароше.
Целью нашего визита было найти астронома, либо сошедшего с ума, либо увидевшего великую тайну, за которую многие в городе готовы были убить.