Будь этот мир другим, пробормотал Эйзенхорн,
придерживая для меня дверь, Магистратум и Ордосы тут же прикрыли бы такое место. Весь этот район.
Я считаю, что существует тонкая грань между тем, что допустимо, а что нет. Империум любит свои легенды и тайны, но людей всегда притягивает то, что можно считать крайними идеями. А от веселых безобидных развлечений до откровенной ереси всего один шаг. Королева Мэб и заведения, подобные этому салону, балансировали на грани. В нем улавливался дух оккультизма, под чем я подразумеваю старое определение слова чтото потаенное и невидимое. Казалось, здесь сокрыты истинные секреты и обсуждаются настоящие загадки тайны, выходящие за рамки безобидной мишуры и пустяков, допустимых в вышестоящих мирах.
Королева Мэб, да и весь мир Санкура, скатилась в неразумный, богемный упадок, выпав изпод строгого и сурового контроля Империума в состояние распада конца времен, который закончится лишь его декадентской кончиной или поспешной запоздалой чисткой властями иных миров.
Но, ах! Каким местом был этот салон! На улицу выходили окна знаменитого обеденного зала большой светлой комнаты, наполненной звоном столовых приборов и неспешной болтовней посетителей. Заведение было набито битком, и люди выстраивались в длинную очередь, чтобы дождаться свободного места за обеденным столом.
За холлом и кухнями располагался сам салон задняя часть бара, куда можно попасть через двери в боковых переулках или занавешенную арку в задней части обеденного зала. Это сердце заведения. Если вы никогда не бывали здесь раньше, то посчитали бы его старомодным. Помещение освещено старыми люменовыми шарами в тонированных стеклянных колпаках, стены оклеены роскошным узором из черных листьев папоротника на фиолетовом поле. Сзади располагается длинная барная стойка, тяжелое дерево которой выкрашено в темно-зеленый цвет и скреплено медными лентами. Основное пространство заставлено столами, а по бокам можно заметить кабинки с черными шторами для частных свиданий.
Заведение было заполнено посетителями, многие из которых приходили из обеденного зала, чтобы выпить горячительного после ужина. Воздух здесь полон голосов и дыма обскуры, но, несмотря на это, салон не настолько оживлен, как городская таверна или кипящий обеденный зал снаружи. В помещении царила какаято сдержанность, томность, а разговоры велись неспешно, будто касались лишь вопросов философии. Беседы не были пустой болтовней пьяниц, ищущих вечерних развлечений. Медные сервиторы, одетые в зеленое, пробирались сквозь толпу, разнося подносы с напитками и блюда с едой.
Мы заняли кабинку в стороне, откуда могли наблюдать большую часть зала. Слуга принес нам джойлик в маленьких узорчатых стаканчиках и тарелочки с жареным ганнеком, приправленным горчицей, и мякотью подсоленного кетфрута.
Мы наблюдали.
Меня заинтриговали здешние посетители и их пьяные разговоры.
Это и есть Крукли? спросила я, разглядывая грузного мужчину, сидящего под картиной с Тетрактисом и оживленно беседующего с маленькой женщиной в сером.
Нет, ответил Эйзенхорн. Крукли выше ростом, и он не такой полный.
Я умею наблюдать. Это было частью моего обучения. Стараясь сохранить роль чопорной юной леди Виолетты Флайд, я оглядывала толпу, отмечая то одно, то другое лицо, обдумывая, кого я могла бы узнать и кого было бы полезно запомнить на будущее. Я увидела бородатого караванщика из Геррата, выступившего вперед с тремя мужчинами один из них, казалось, был кротким мастером схолы, другой, судя по его испачканным чернилами рукам скромным рубрикатором, а третий, возможно, как раз походил на роль главы банды убийц прихода Гекати.
За другим столиком молча сидели три сестры-сиделки из Лазарета квартала Волшебных врат, распивая бутылку мятного вина, одинаковые в своих туго подпоясанных серых саржевых одеяниях и белых шапочках. Они не разговаривали и не смотрели друг на друга, их усталые лица ничего не выражали. Я предположила, что сестры попали сюда по ошибке, или же это просто ближайший бар, и каждый вечер они молча терпят декадентское общество ради освежающего напитка.
За барной стойкой стоял пожилой мужчина с самыми длинными руками и ногами, какие я когдалибо видела. Он ими неуклюже болтал, словно так и не сумел до конца научиться управлять тощим телом. Посетитель был одет в темный фрак и брюки. Глядя сквозь серебряное пенсне, он чтото строчил в блокноте. Рядом с ним за стойкой сидел маленький печальный старичок, очевидно слепой. За все время оба не обменялись ни единым словом, отчего я решила, что мужчины не знакомы. Старичок потягивал напитки, которые бармен
подавал ему прямо в руку.
Я запоминала многих других и старалась отмечать любые признаки оружия по внешнему виду: выпуклый карман здесь, пояс там, жесткость позы, намекавшая на скрытый ножевой пояс или замаскированную кобуру. Вечер не обещал обернуться чемто неприятным, но если бы это произошло, то я уже засекла потенциально опасных посетителей и знала, с чьей стороны будут исходить вероятные угрозы.
Как раз перед тем, как зажегся свет, я приметила двух оживленно говорящих людей у боковой двери. Одним из них был молодой состоятельный джентльмен в костюме в тонкую полоску и халате. Рядом с ним стояла женщина в платье цвета ржавчины. Меня привлек тихий, но оживленный разговор. Хотя я не могла расслышать слов, их манера поведения выглядела несколько взволнованной, как будто обсуждалось какоето серьезное личное дело. Разговор незнакомцев выделялся из гущи бессвязной болтовни в остальной части салона.