Нищие допускались к столу? задумчиво спросил он.
В скором времени их выставили за дверь, но собаки никуда не делись.
На этом разговор окончился: дети нашли морскую звезду, мы все пошли на нее смотреть, а там и солнце село.
Вечером мы обсуждали, когда стоит выезжать обратно. Машины к городу шли бампер к бамперу, а в воскресенье особенно.
Я могла бы на несколько дней остаться с ребятами, предложила я.
Уоррен с Грегом могли бы выехать пораньше, они так и собирались. Я знала, что дети были бы разочарованы таким скорым возвращением, как и я. Стояло лето, занятий у меня не было, а отпуск мы так и проводили: вылазки к морю дня на два-три.
Я вот думаю, каково было в чумные годы, произнес Грег, возвращаясь к оставленной теме. От трети до половины населения как не бывало.
Не совсем так, поправила я. До прекращения эпидемии прошло триста лет, и за это время Церковь вошла в силу, которую сохраняет и по сей день. Суеверия, ересь, усиление власти Церкви и государства, страх перед публичными сборищами вот как это было. Жизнь для большинства выживших стала адом.
И наступило Возрождение, задумчиво сказал Грег. Возникло бы оно, если бы не чума? Никто ведь не знает, верно?
Это романтическая версия, сказала я, сдерживая желание огрызнуться. Теория светлой стороны. Во всем плохом есть что-нибудь хорошее. Вы в это верите?
Уоррен мрачно думал о чем-то, глядя на пламя костра, потрескивавшее, выбрасывающее разноцветные язычки, когда горели соли и минералы, которыми пропиталось вылежавшееся на пляже дерево. Заговорил он очень устало:
Ренессанс наступил, потому что люди исчерпали все доступные источники: они отчаянно нуждались в усовершенствовании сельского хозяйства, в теплых тканях, чтобы согреться. В новых способах выживания. Им пришлось изобрести Ренессанс. Чума здесь ни при чем.
Я поняла, что они говорят об этом не впервые: ни один не сказал ничего, чего бы другой не слышал раньше. Я встала.
Вы не хотите сказать мне, чем занимаетесь в своей лаборатории?
Лицо Грега застыло, а Уоррен покачал головой.
Все те же старые дела, процедил он после долгой паузы. Старые дела.
Если речь шла про старые дела искусственную кровь, переливание цельной крови, про все, что они публиковали много лет, отчего оба так постарели? Чего так боялись? Почему Уоррен вовсе перестал рассказывать о работе и не поддерживал разговора, когда о ней вспоминала я?
Грег резко поднялся и ушел спать, а Уоррен покачал головой на мой повторный вопрос, чем они занимаются.
Ложись в постель, сказал он. Я приду через несколько минут.
Что делать, если в руках вашего
мужа средство уничтожить половину человечества? Постараться не думать, не требовать ответа, пойти спать.
Шквал наконец налетел. Деревья раскачиваются, подлесок хлещет по стволам, а дождь хлынул так, словно море выплеснулось из берегов и, налетев на машину, бьет ее валами прибоя. Я сильно мерзну и удивляюсь, почему мне так лень включить мотор, обогреватель. Когда двигатель заводится, я почти не слышу его шума, а сняв ногу с педали газа, вовсе перестаю его слышать.
Жена Грега, узнав, взяла обоих детей и сбежала. Думаю, не потому ли Уоррен так долго не хотел мне говорить?
В последние два года Уоррен стал чужим для нас, своей семьи. Мы видели его редко, а когда видели, он от усталости засыпал над едой и в ванной. После того дня на побережье я не видела Грега до позапрошлой недели.
Уоррен вернулся поздно. Я уже готовилась ко сну и была в халате. Он выглядел болезненно-бледным.
Я дал свисток, сказал он, остановившись в дверях.
С куртки у него текло, лицо и руки были мокрые. Я подошла и стянула с него куртку.
С завтрашнего дня от меня уже ничего не зависит, закончил он и тяжело прошел в гостиную, сел на диван.
Я бросилась в ванную, вернулась с полотенцем, села рядом и стала вытирать ему волосы и лицо.
Ты мне расскажешь?
Он рассказал. Они нашли вироид, родственный некоторым группам крови, сказал он. Даже не целый вирус, не убитый вирус часть вируса. Для начала они скомбинировали его с группой О, и ничего не случилось, но после комбинации крови О с группой А вироид изменился, стал цельным, начал реплицироваться и уничтожил, поглотил кровь А. Уоррен говорил ровным тоном, почти рассеянно, как будто это ровно ничего не значило. А потом закрыл лицо ладонями и заплакал.
Сорок пять процентов европеоидов имеют группу А, пять процентов АВ. Тридцать процентов черной расы группы А или АВ и созданный ими вирус мог уничтожить их всех.
Я обнимала его, пока он выплакивался в бессвязном потоке слов. Они оба должны были уехать в Атланту и он, и Грег, рассказал Уоррен, а кто-то должен был прийти, чтобы присмотреть за упаковкой материала и разборкой лаборатории.
Грег вошел, когда я звонил, сказал он вдруг. Он хотел меня остановить. Я его ударил. Боже, я его ударил! Я отвез его домой, и мы все обсудили.
Значит, он согласился.
Да, устало ответил он. Это было все равно что ударить отца или бога.
Почему вы не остановились, когда поняли, что это такое?
Не могли, сказал он. Он был бледен как смерть, глаза обведены красным, взгляд загнанного зверя. Раз мы это сделали, мог сделать и кто-то другой, если уже не сделал. Мы искали выход: антидот, лечение что-нибудь.