Чего, реально в семинарии учишься?
Истинно так. Солидно и явно кому-то подражая ответил парень.
Это хорошо, это я удачно зашёл!
Чему ты так обрадовался, Тимур?
Буду практиковать методы борьбы с мракобесием среди самых отъявленных мракобесов.
Что, с места в карьер станешь убеждать меня, что бога нет? Побереги силы, отрок.
Не. Глупо отрицать факты. Но в чём-то ты прав. Силы надо беречь. Всё завтра. Тимур облизал слипшиеся губы и откинулся на подушку. Вот дадут напиться, уж тогда он покажет! Ещё бы понять, нафига это ему нужно, было бы совсем здорово. Он же не отрицает богов как таковых, ему религия противна.
Через три дня Тимур чувствовал себя почти здоровым, если не делать резких движений и вставать медленно, а не подпрыгивать, словно тебе четырнадцать. Соседа выписали, уходя он сказал что-то неопределенное в духе «Жалко, что ты некрещёный, я бы за тебя молился». Было непонятно, тронул Тимур его своей душевной чистотой, или семинарист Игорь боится, что из юноши может вырасти что-то совсем страшное.
Вернулся Тимур сразу после выходных, пропустив первое сентября, пришедшееся на понедельник. Признаться, его этот момент совершенно не расстроил, классуха была заранее уведомлена мамой, так что в потеряшки его не записали. А во вторник он сам того не ведая попал. Вернее, попали друзья-коллеги отца, став такими же подопытными кроликами, как и Тимур. А точнее, кормом для одного юного пушистого кролика. Но они все этого не знали.
Не предупредив сына, он решил поставить над мальчиком еще один эксперимент. Сомнений в экстрасенсорных способностях, а вернее в той чертовщине, которая бурлила вокруг Тимки уже не было, зато жутко чесались руки что-нибудь измерить. Если бы не чёткий отказ Тимки измерять его поля, Чирков бы попробовал. Но вспомнился в очередной раз прочитанный роман «Мастер и Маргарита», особенно одна сцена «Кухарка, простонав, хотела поднять руку для крестного знамения, но Азазелло грозно закричал с седла: Отрежу руку!» Собственно, Павел и перечитывать взялся его под влиянием сыночка, пока тот был в лагере.
В преферанс в отделе играли от случая к случаю где-то раз в месяц без азарта и не выигрыша ради то в квартире одного из ученых, то другого. Вот Чирков и предложил провести очередную игру у себя. Жена Олега всегда была той самой поддержкой и опорой, которая лишний раз не выносит мозг, понимая важность неформального общения. И вообще, по ее словам, лучше он будет
играть и выпивать дома под присмотром, чем незнамо-где творить невесть-что. Шутка? Чирков так и не определил этот момент, но был благодарен за понимание.
Игра шла ни шатко, ни валко, пулю писали до двадцати очков, записали еще меньше половины, когда неожиданно хозяин дома позвал сына
Тимур, подь сюды!
Что случилось, папа? Я тут. Он вышел из своей комнаты, где читал не очень интересную книгу, которую было не жалко отложить.
Товарищи, мне требуется вас оставить. За себя оставляю сына и наследника, сильно его не обижать. Если много выиграет, не бить.
Паш, хорош!
Что, припекло? Да мы тебя подождем!
Не надо. Я нарыл интересный рецепт кофе, буду на вас испытывать. Дело не быстрое, зато интересно.
Мы тебе, что кролики?
Ладно, раз ты согласен продуть, то пускай. Тимур, умеешь?
Да чего там не уметь, в лагерях только картами и спасались. Сорок дней от звонка до звонка!
Комсомолец наш человек, садись!
И Тимур сел. Игра шла весело, с его точки зрения, он не заигрывался, не зарывался, приспосабливаясь к манере своих противников. Мужчины увидели, что новый игрок не промах, тоже расслабились и повели разговор на любимую тему, не стесняясь пацана. Политика, куда от неё денешься? Про женщин на работе, про работу под выпивку, про футбол только матом. А вот в такой компании, когда жена товарища рядом, тогда только про политику.
Я вам говорю, менять нашего Бровеносца не на кого, все такие же.
А когда дуба даст? Говорю вам, недолго Ильичу осталось.
А спорим, дядь Серёж, он еще лет пять протянет! Тимур не смог отказаться от реализации той идеи, которая только что пришла в его голову.
Мальчик, не говори о том, чего не понимаешь.
А спорим! На пятьдесят рублей, А?
У тебя и денег таких нет, и вообще Мама с папой заругают.
Сергей, у него есть пятьдесят рублей. Я помогу, если что. Боишься? Чирков-старший стоял сзади сына, возвышаясь над ним как скала, и выглядел также нерушимо, как та же скала. Зная своего мальчика, он ощутил, что Тимур не шутит, что ему этот неожиданный спор чем-то важен.
Формулирую, дядя Серёжа, все свидетели: Если Брежнев проживет еще четыре года с сегодняшней даты, вы мне проиграли полста рублей. А если не проживёт, то я вам проиграл. Спорим или вы просто языком трепали?
Это было грубо и неожиданно из уст подростка. Но кругом были коллеги, которые уже начали улюлюкать и подкалывать старшего научного сотрудника и без пяти минут доцента.
Ладно, Тимур. Так бы тебя надо выпороть за неуважение к старшим, но для того у тебя есть отец. Раз он гарант твоей платежеспособности, то забились! Спорим.
За окном прогрохотал поздний сентябрьский гром, но в комнате его никто не услышал. Гостям было весело. А Тимур думал: «Почему бы и нет? Что-то да изменится, хуже тех девяностых, которые он помнил, быть не может. А там видно будет»