Желание Дурлиба, несмотря на все опасения, ехать в Страсбург вместе с Гримпоу, чтобы выяснить, что все-таки означало послание, которое нес погибший в горах рыцарь, усилило беспокойство Гримпоу по поводу аббатства. По пути он не только вспоминал историю своего знакомства с Дурлибом, но и думал о том, что же могло произойти с рыцарем, который бесследно растворился на снегу. Гримпоу хранил камень в маленьком льняном мешочке, который всегда висел у него на шее: хотя тепло от камешка уже не чувствовалось. Гримпоу не переставал ощущать его присутствие. Юноша откуда-то знал, что этот камень намного больше, чем просто амулет: знание было необъяснимым, оно звало и манило, побуждая узнать, что же за всем этим скрывается на самом деле. А единственным ключом к разгадке служили запечатанное послание и золотая печать мертвого рыцаря, о чем Гримпоу не переставал думать.
Засыпав землей и снегом ямку, в которой спрятали сумочку с маленьким кладом, друзья снова отправились в путь по той же дороге в аббатство, поднимаясь по извилистому склону горы.
На небе есть тьма и свет, произнес Гримпоу, повторяя слова, которые содержались в написанном странными знаками послании рыцаря.
Эти слова звучат как колдовское заклинание, я тебе уже говорил, и лучше не произносить их вслух рядом с церковью, чтобы ни один божественный луч не сразил нас небесным светом и не вверг навеки во мглу ада, откликнулся Дурлиб, явно наслаждаясь собственным слогом.
Мне кажется, в них заключен намного более важный смысл, Дурлиб. Думаю, что, возможно, это послание является паролем, ключом, чей истинный смысл известен только тому самому Аидору Бильбикуму из Страсбурга.
Да, лишь чародеям и чернокнижникам ведомо, как применить волшебные слова, которые они нашептывают во время обрядов и заклинаний; мы говорим об одном и том же. Однажды я видел, как старая ведьма изгоняет бесов из тела женщины, которое беспрестанно вздрагивало и трепыхалось на земле, а она пускала слюну, словно умирающий бешеный зверь, и слова ее, которые она повторяла, не прекращая танцевать вокруг, казалось, вырывались из пасти чудовищного существа, истинной бесовки.
Ты все толкуешь о суевериях и предубеждениях, о ведьмах и чародеях, а я имею в виду нечто большее. Я бы сказал, эта фраза означает, что на небе царит неведение, что есть тьма и свет, каковые, в свою очередь, не что иное, как знание и мудрость. Суеверия и колдовство, о которых ты говоришь, суть результат неведения. Ни богов, ни демонов не существует, Дурлиб, их придумали люди, чтобы объяснить устройство мира, заключил Гримпоу, снова удивляясь собственным словам.
Ты уверен, что это именно ты со мной разговариваешь, а не дух умершего рыцаря? спросил Дурлиб, одолеваемый страхами и сомнениями.
Какая разница? беспомощно возразил Гримпоу, не зная, что ответить.
Очень большая. Если бы тебя услышал настоятель Бринкдума, он бы подумал, что в тебя вселились злые духи, и приказал бы сжечь тебя на костре перед комаркой Ульпенс, чтобы преподать всем суровый пример наказания еретиков.
Можешь смеяться, если хочешь, но мне кажется, что погибший рыцарь бежал от костра, произнес Гримпоу с уверенностью.
Это еще одна причина считать его магом, колдуном или поклонником сумерек, одним из тех, кого преследует инквизиция, дабы очистить их души языками пламени, сказал Дурлиб как раз в тот миг, когда они уже подошли к воротам аббатства.
Ночь покрывала долину плотным полотном полумрака. Калитку им открыл здоровенный слуга, сутулый и нелюдимый, вовсе не обрадованный появлением гостей. Монахи звали его Кенсе. Увидев путников, он уставился на них, ничего не говоря, будто лишился дара речи или будто не люди, а ветер постучал в ворота аббатства невидимым кулаком.
Неужели ты не позволишь войти двум бедным путникам, у которых нет ни очага, чтобы согреться, ни приюта, чтобы отдохнуть, дружок Кенсе? сказал Дурлиб заискивающе.
Слуга молча затворил калитку. Гримпоу с Дурлибом услышали удаляющиеся шаги и стук сандалий. Должно быть, Кенсе пошел известить какого-нибудь монаха или самого настоятеля. Прождав какое-то время, Дурлиб снова забарабанил в ворота.
Да иду же, иду! послышался писклявый голосок.
Это оказался брат Бразгдо, веселый монах, толстый, как бочонок с вином. Гримпоу всегда заставал его суетящимся на кухне между котелками и очагом, с кусками мяса и пучками зелени в руках. Створка приоткрылась: увидев, что друзья окоченели от холода, монах позволил себе насмешливо улыбнуться и сказал:
Заходите, пока совсем не околели. Можно узнать, чем мы обязаны таким нежданным гостям?
Мы решили оставить навсегда
нашу хижину в горах, чтобы уже никогда не возвращаться в ледяной ад, сказал Дурлиб, решительно ступая под сень аббатства.
Вы должны бояться не ледяного ада, а огненного, в котором вы будете гореть, если только Бог не простит наши грехи, сказал монах, запирая засов, едва Гримпоу переступил порог.
Мы пришли в это святое жилище, брат Бразгдо, чтобы питать наш дух в церкви аббатства и сопровождать вас в ваших молитвах, перед тем как отправиться в долгое путешествие в далекие страны, объяснил Дурлиб с наигранным спокойствием.