Петроний Максимус напрасно пытается подкупить Ираклия, предупредила Галла Плакидия. Консул уже назначен, и никто его не заменит. Так и передай им обоим.
Валентиниан едва не поперхнулся сливой, хотя у той и не было косточки.
Разве Аэций находится не у скифов?
О, нет. Это были всего лишь слухи, поделилась августа радостной вестью, но Валентиниан отчего-то взъярился.
Так я и знал! воскликнул он, вскакивая с ложа. Все-таки ты сумела его отыскать. Молилась, наверное, целыми днями? И почему только его не убили там, в поместье!
Августа вскочила следом.
Тебе известно про покушение? произнесла она, холодея от мысли, что начальник стражи ей не солгал. Телохранители сына действительно были в поместье.
Я не хочу это обсуждать, надменно буркнул Валентиниан.
Потому что знаешь, кто это сделал?
И что, если так? раздалось в ответ. Ты сама во всем виновата. Сначала пихала в консулы Констанция Феликса. Теперь Аэция. И что я должен был делать? Петроний Максимус обещал устроить состязание колесниц на свое избрание. Он говорил, что это будет великое зрелище. А твои избранники только и знали, что лишать меня удовольствий. Казна исчерпана. Война поглощает налоги. На это нет средств. На это Они мешали мне, как мешал узурпатор. Я и поступил с ними так же. Объявил приговор и приказал моим гладиаторам его исполнить!
Августа в изумлении смотрела на сына. Неужели он приказал убить Констанция Феликса из-за какого-то состязания колесниц. А потом едва не убил Аэция, чтобы расчистить префекту претория вожделенное место консула.
Валентиниану было шесть, когда казнили узурпатора, захватившего его трон в Равенне. Галла Плакидия помнила свое умиление, когда её милый августейший мальчик потребовал тоненьким, но весьма уверенным голоском, чтобы узурпатору отрубили кисть и посадили верхом на осла. Тогда это не казалось чем-то ужасным. Напротив, приказание юного императора исполнили в точности. Августа позволила ему
наслаждаться казнью и думать не думала, какие мысли запечатлеются у него голове. И вот теперь пожинала плоды. Свалить вину было не на кого. И это было страшнее всего.
Ты хотя бы понимаешь, что натворил? вырвалось у неё из груди. Из-за твоих приказов все, кто причастен к маскам, лишатся своих голов.
Только попробуй их тронуть! вскричал Валентиниан. За каждого я прикажу убить десяток твоих любимчиков. Думаешь, я не знаю, почему ты благоволишь Аэцию? Он напоминает тебе этого грязного варвара, Атаульфа, которого ты хотя бы любила в отличие от моего отца!
Обвинение было слишком оскорбительным, чтобы ответить. И в то же время слишком правдивым, чтобы смолчать.
Ты сам не знаешь, что говоришь, сказала Галла Плакидия, найдя в себе силы сдержаться. Тебя запутали. Заставили совершать поступки, всю тяжесть которых ты не способен понять
Ах, не способен?! истерически крикнул Валентиниан и с грохотом скинул со столика блюдо и все, что там было, прямо под ноги матери. Я император! Ты обязана делать то, что тебе говорят. А иначе маски появятся вновь!
Не смей угрожать мне, я твоя мать! не выдержала августа и, видимо, так напугала сына, никогда не слышавшего её крика, что он мгновенно разразился рыданиями.
Ты мне не мать! Ты меня ненавидишь! Лучше бы я умер от какой-нибудь хвори!
Вынести это Галла Плакидия оказалась не в силах.
Не говори так. Разве я могу ненавидеть собственное дитя, пробормотала она, бросаясь к своему дорогому ребенку. Ласково обняла его и нежными поцелуями вытерла каждую слезинку. Всё, что я делаю, открываю глаза по утрам, даже просто дышу это только ради тебя. Ради того, чтобы ты был здоров, чтобы римский народ прославлял своего императора, чтобы все твои недруги обратились в пыль. А взамен прошу об одном довериться любящей матери
И тогда ты назначишь Петрония Максимуса консулом? тихим шепотом спросил Валентиниан.
Хорошо. Назначу, но не сейчас, сказала августа, устав от его упорства.
Валентинан хотел было возразить, но она опередила его возражения.
Петроний Максимус станет консулом на следующий год. Клянусь, что не выберу никого другого. А ты поклянись, что маски не будут никому угрожать. Особенно это касается Аэция. Ты никогда, ни при каких обстоятельствах не причинишь ему зла.
Не причиню, помедлив, произнес Валентиниан.
И не забудешь улыбнуться ему при встрече?
Не забуду Теперь он вернется в Равенну?
В Равенну или Рим. Я думаю снова перенести столицу.
Зачем? удивился Валентиниан.
Затем, чтобы наши владения стали сердцем Римской Империи. А владения императора Феодосия её восточной окраиной, как было раньше, терпеливо пояснила Галла Плакидия, раскрывая свою мечту.
Без поддержки Аэция об этом нечего было и думать. После смерти Флавия Бонифатия, о которой поведала его вдова Пелагея, Аэций остался последним из римлян, способным возглавить армию и поддержать порядок.
«Надо как можно быстрее вызволить его из заточения. И по возможности сделать это лично», рассудила августа. Тогда Аэций не сможет обвинить её в вероломстве и в сговоре с масками. Теперь, когда она знала правду, превратности долгого пути пугали её гораздо меньше, чем угроза утратить доверие лучшего полководца Империи из-за того, как с ним обходятся в крепости.