Родители помолчали, обменялись взглядами и как-то обреченно произнесли:
Заходи, батюшка, в праздник, на Троицу тогда и потолкуем.
До Троицы недолго. Можно и подождать. Не лошадь покупает, чтоб тотчас вскочить на хребтину и ехать. Он про Прасковью и ее родителей от Басманова подробно разузнал, когда после первой мимолетной встречи девушка часто начала приходить ему на ум и даже во снах являться. А первая встреча произошла при не совсем обычных обстоятельствах. Когда к Кремлю всех девок, отобранных посланцами, согнали на царский смотр и потом по три, по четыре приглашали во дворец в сопровождении матерей и мамок, он приметил одну семью из окружения бояр Шереметевых. Отец претендентки был вдов, и потому красавицу провожали дальние родственницы и подруги, и среди них Прасковья. Сидит в возке и косу варежкой поглаживает, на солнце
жмурится и улыбается. И вовсе никому не завидует. Знать, судьбу свою понимает.
Малюта человек наблюдательный. Характер собственный изучил. Ему как что бросится в глаза, так в память и впечатается. Этот хмуро глянул, этот не тогда, когда надо, вздохнул, этот не на того сощурился, тот зевнул и с ноги на ногу переминался, а надобно восторг испытывать, зато другой взор к небесам возвел и что-то принялся шептать по движению губ ясно: ругань и проклятия. Лицо Прасковьи и вся ее стать, когда она из возка легко выпорхнула, несмотря на крупное тело, врезались ему в сознание.
Голубке Прасковье от Григория Лукьяновича.
Или:
Боярышне Прасковье на память от Григория Лукьяновича.
Все его посещения выглядели солидными, неспешными, основательными. Являлся он иногда в богатом темном кафтане с серебряными пуговицами, а иногда в мелом начищенных латах, шеломе и с тяжелым палашом у пояса широкого, узорчатого, изукрашенного медными бляшками.
Государь послал дозоры проверить, скромно объяснял он воинственный костюм.
Месяца через два хождений, в один из дней, показавшийся ему удобным, попросил о свидании с Прасковьей. Будущий тесть, как ни странно, не удивился и велел жене коротко:
Зови. Ничего. Пусть. Их дело молодое. А он царский слуга.
Малюта низко поклонился нарушителю домостроя. Долго тянулось время, пока боярышня спустилась с крутой лестницы и замерла у порога, потупя глаза.
Ничего, повторил будущий тесть. Садись на лавку. И ты садись, Григорий.
Впервые родитель приказной в прошлом дьяк назвал его лишь по имени, не прибавляя отчества. Малюта к сему свиданию тщательно готовился. Место в горнице выбрал, где разместиться, чтобы не очень на свету быть. Да разговор заготовил, чтобы простаком не прослыть. И начал без промедления, украдкой не подглядывая, ибо понимал, что родители за ним сторожко наблюдают, не хуже Басмановых соглядатаев или ястреба, охотящегося за добычей.
В посольскую избу аглицкие купцы понаехали. Товаров привезли видимо-невидимо. Наряды всякие.
При слове «наряды» женская половина семейства немного оживилась.
Какие такие наряды, государь мой? поинтересовалась мать Прасковьи, метнув в Малюту острым взором.
Платья привезли, в которых ихние принцессы ходят.
Да, умел читать в душах будущий шеф опричнины. Ох как умел! Не выдержала Прасковья и отвела от пола серо-зеленые блестящие очи. Однако не проронила ни звука.
Не может того быть! воскликнул тесть, которого уже нельзя назвать будущим, ибо он сейчас внезапно для себя решил не откладывать свадьбу. Пагубу эту кто купит?
Говорят, что в Таможенной избе чуть ли не до драки спор дошел. А аглицкий купец, вроде жидовин родом, и убедил дьяков: в Кремль, дескать, везем для ознакомления. Так под именем царским и проскользнули и до Московской земли доперли сундук.
Да што государь? в волнении спросил тесть.
Неведомо еще што, ответил Малюта. Сундук пока запечатали и в казну.
Но ты-то, Григорий Лукьянович, видал? не унималась мать Прасковьи. Каков наряд? Из чего шит?
Из атласа, с узором. По белому полю желтые цветочки.
Фу! выдохнул тесть. Фу! Пагуба! Под замок их самих посадить, нехристей! Жидовин, а?! Чего везет на Русь?
Однако Малюта скорее почувствовал, чем заметил, как Прасковья искоса тронула его взглядом и так краешек губ вверх приподняла словно улыбнулась, и носок сапожка дрогнул и чуть вперед выдвинулся.
Ну, будя! поднялся тесть, а за ним и родительница с Прасковьей. Поговорили! Государь не допустит.
Не допустит, эхом отозвался Малюта.
Тут главное не переборщить, не пересолить. Пересолишь пожалеешь. Будущий шеф опричнины с будущими родственниками быстро нащупал общий язык. Хитрый Малюта всем угодил: и главе семейства, и женской половине. Прасковья, сидевшая с платком в руке, распустила его и затем низко, до полу, поклонилась. «Ах, хороша! мелькнуло у Малюты. Ах, хороша баба!» И он исподлобья, тайно, полюбовался, как боярышня мягко, будто лист в воздухе, повернулась и поплыла к двери. Как лебедь по гладкой поверхности прудов возле Девичья монастыря. От зоркого взгляда Малюты не укрылась плавная линия плеч, между тем широких и крепких, округлость
бедер, едва собирающих при движении почти незаметные складки, и некую многообещающую твердость походки. «Лебедь лебедью, а нога упругая», подумал Малюта.