Екатерина Вторая тоже осталась весьма довольна своим новым контр-адмиралом: «Отважен зело и не лишен приятности..»
Через несколько дней до Царского Села доползли слухи: английские купцы, имевшие торговые дела в Петербурге и Архангельске, а также в Ревеле и Либаве, прознав о благосклонном приеме, оказанном императрицей Полю Джонсу, в знак протеста начали закрывать свои лавки и ладятся выехать из России. Английские капитаны, находившиеся на флотской российской службе, все, как один, подали в отставку.
Екатерина улыбалась, покусывая губы от удовольствия. Лишний раз подтверждалось, что Поль Джонс в свое время славно насолил англичанам и что она не ошиблась в своем выборе.
Чтобы успокоить британских подданных, императрица подписала указ о назначении американского гражданина Павла Ионеса контрадмиралом на Черноморский флот.
Через месяц новый контр-адмирал вступил на палубу линейного корабля «Владимир», флагмана эскадры, стоявшей в Днепровском лимане.
Уже почти год шла война с турками. Подстрекаемая Англией и Пруссией, Оттоманская Порта взяла на прицел недавно основанные на Черноморском побережье города Херсон и Николаев и лелеяла мечту захватить Крым. Для противодействия туркам Екатерина послала на юг две армии. Украинская, под началом Румянцева, следила за безопасностью границы с Польшею и осуществляла связь с австрийскими союзниками. Екатеринославская, во главе с фельдмаршалом Потемкиным, должна была решать главные задачи: овладеть Очаковом, перейти Днестр, очистить весь район до Прута и, соединившись с австрийцами, выйти к Дунаю. Потемкин поручил Суворову весь левый фланг армии, наказав особенно «бдить о Кинбурне и Херсоне».
Кинбурн искаженное русскими турецкое слова «кылбурун» «острый нос». Кривая, тонкая и длинная Кинбурнская коса далеко врезается в Черное море, запирая Днепровский лиман. В хорошую погоду с косы отчетливо видны минареты Очакова и городские постройки. В Очаковской бухте мачты турецких фрегатов и фелюг.
Генерал-аншеф Суворов только на ночь слезал с коня. Днем он появлялся то в Херсоне, то в гавани Глубокой, то из Глубокой скакал в Кинбурн лично наблюдал, как солдаты строят укрепления. Завидев его, строители поднимали над головами лопаты, мотыги, кирки, кричали «Ура!».
Здравствуйте, молодцы! отвечал Александр Васильевич. Помилуй бог, как хорошо наработали! Славный редут, славный! Турок об него лоб разобьет, а не возьмет! Спасибо, братцы! Слава!
Слава! отзывались солдаты, втаскивая на апарели тяжелые пушки.
Ночью в Кинбурне, в своей палатке, Суворов долго не мог заснуть: мучали раны, полученные в прошлом году 1 октября, когда турки вознамерились отбить косу. Юсуф-паша высадил на Кинбурн десант янычар. Турецкие корабли бомбардировали крепость. Русские не выдержали смертного огня, отступили, бросив несколько пушек. Александр Васильевич сам повел гренадер в контратаку. Турки держались крепко. Воздух выл от картечи, льющейся с кораблей.
Ребята, за мной!
И в этот миг ядром оторвало морду у его лошади. Александр Васильевич выхватил шпагу, пешим побежал впереди на ложементы. Тут и ударило картечиной в бок, пониже сердца. Пришел в себя на руках сержанта Рыловникова.
Взяли?..
Никак нет, Александра Васильич
Поставь меня на ноги!
Руками полез под одежду, ощупал тело. Пустяк, прошло по ребрам, оцарапало, обожгло
Вытер кровавые пальцы о штаны.
Добудь мне коня!
Александра Васильич
Молчи! Я не убит. Давай коня!
К вечеру он собрал всех, кто был в крепости. Всего четыреста штыков «наихрабрейшей пехоты» и девятьсот двенадцать сабель. Солнце уже садилось, когда он в третий раз бросил своих на ложементы. Снова перемешались турки и русские. И тут произошло чудо флот Юсуф-паши, вместо того чтобы огнем поддерживать янычар, медленно пошел в открытое море.
Суворов сразу догадался, в чем дело. Юсуф-паша решил покинуть десант, чтобы лишить янычар даже помыслов об отступлении с косы!
Держитесь, ребята, теперь они будут драться до последнего человека!
Действительно, турки дрались с ожесточением смертников, но удара русских сдержать не смогли. Теперь уже русская картечь косила вражескую пехоту, а кавалерия рвалась вперед по кучам трупов. Через час после начала штурма все пятнадцать ложементов были заняты суворовцами. Оставшиеся в живых янычары стояли по пояс в воде и, подняв руки, жалобно кричали: «Аман! Пощадите!»
Александр Васильевич поднял шпагу, хотел крикнуть: «Молодцы! Победа!», но крикнул только «Помилуй» и начал падать с коня. Шальная пуля пробила ему предплечье.
Врача поблизости не нашлось. Есаул Донского полка и гренадер Огнев отнесли Суворова к морю, промыли ему рану соленой водой. Полегчало. Он даже снова вскочил на лошадь. Но бой уже кончился. Из пяти тысяч янычар в Очаков вернулось всего семьсот. Да, Кинбурнская коса стоила генерал-аншефу двух ран, и вот теперь не заснуть, ноют, проклятые особенно, если с моря туман А турки не успокоились, снова готовят наступление на Кинбурн. Успеть окопаться, укрепиться неприступно, вот что сейчас самое главное И он сам досматривал за всеми работами.
Утром, еще до свету, Суворов, по давней своей привычке, был на ногах. Несмотря на тягучую боль в левой руке, крепко умылся студеной водой, растерся грубым полотняным полотенцем. Позавтракал вчерашним холодным мясом, выпил кружку слабого чая и сразу же велел подавать коня. Через двадцать минут был у ложементов.