Солдаты досками и плетнями укрепляли насыпи редутов. На передней линии Александр Васильевич увидел незнакомого человека в морской форме. Сначала он подумал, что это командир галеры «Десна», храбрый мальтиец шевалье Джулиано де Ломбард, так славно отличившийся в прошлом году в бою против кораблей Юсуфа. Но приглядевшись, понял, что обознался.
Незнакомец стоял лицом к морю и в длинную подзорную трубу внимательно рассматривал рейд Очакова. Он был так увлечен, что не заметил, как рядом очутился генерал-аншеф.
Любуетесь, голубчик?
Моряк опустил трубу и резко обернулся.
О, ваше сиятельство!.
Суворов схватил его за плечи и засмеялся:
Приехал! Помилуй бог, уже здесь! Ну, молодец! Из Петербурга и прямо на позицию! Нет, нет, никаких представлений! Знаю! Знаю! И вдруг, сообразив, что моряк не понимает
по-русски, закончил по-английски От светлейшего князя Потемкина слышал: контр-адмирал Поль Джонс, правильно говорю?
Правильно! ответил Поль и тоже засмеялся.
Ко времени, очень ко времени, сказал Суворов. Неспокойно здесь стало. Сдается, что турки снова попытаются взять Кинбурн с моря.
В Очакове стоит флот. Я насчитал одиннадцать вымпелов.
Это корабли капудана Гассана. Мои орлы сейчас усиливают берег. Впереди ложементов я замаскировал две двадцатичетырехпушечные батареи и поставил ядрокалильную печь. Сунутся ближе поджарим!
О! засмеялся Поль Джонс. Поджарить! Это хорошо сказано! Так, чтобы шипело! Фриззл, да?
Суворов взял моряка под руку.
Я знаю вашу баталию с «Сераписом». Славно! Такой викторией можно гордиться всю жизнь У нас здесь нет решительных людей, кроме кавалера Джулиано Ломбарда. Вице-адмирал Мордвинов слаб, оттого и смещен был Адмирал Нассау-Зиген я не видел его в хорошем деле. А хорошее дело близко. Капудан Гассан попробует закрыть выход нашим кораблям из лимана.
Надо идти навстречу им и самим завязать бой! воскликнул Поль Джонс.
Сил маловато, задумчиво сказал Суворов. Из Кременчуга со дня на день должны подойти гребные лодки. Тогда
Тогда, ваше сиятельство, я попытаюсь своими силами сжечь флагман турок! перебил Поль.
Суворов удивленно взглянул на него.
На рейде Очакова?
Нет! Я выманю капудана Гассана к лиману. А потом, когда они не выдержат моего удара и повернут назад, их борта окажутся в распоряжении ваших сорока восьми пушек!
Суворов еще решительнее подхватил американца под руку и повел его к крепости.
Обсудим, голубчик, все спокойно. Одним гляденьем на корабли Очакова не возьмешь!
Цветами и травами полыхал июнь. Струистая жара плыла над Кинбурном. Пехотинцы томились в раскаленных стенах крепости и подземных убежищах. Генерал-аншеф, дабы не обнаружить раньше времени выдвинутые вперед батареи, строго-настрого запретил им купаться даже ночью.
Из Кременчуга прибыли наконец двадцать две скампавеи по двадцать четыре весла каждая. Легкие и быстрые, скампавеи были хорошо приспособлены для действия в лиманах.
Комары! Помилуй бог, истинные комары! восхищался суденышками Суворов. Тучей со всех сторон! Штурм! Абордаж! Победа!
Все было рассчитано и решено.
17 июня 1788 года турки, уверенные в своих силах, подняли паруса и пошли к устью Днепра. Адмиралы Нассау и Поль Джонс двинулись навстречу. К вечеру флоты сошлись на расстояние видимости недалеко от Бугского лимана. В быстро наступившей темноте команды начали готовиться к утреннему сражению.
В полночь Поль Джонс приказал спустить на воду ялик с двумя гребцами-запорожцами. Сам контр-адмирал тоже переодевался запорожцем. Американец сошел в ялик в необъятных синих шароварах, в грубых смазных сапогах, в серой свитке; на голове у него красовалась черная смушковая шапка, за пояс, намотанный по-казацки в несколько рядов, были засунуты два тяжелых пистолета.
Форвард! тихо сказал Поль.
Гребцы оттолкнули ялик от борта, и он растворился во тьме.
Плыли в абсолютной тишине. Обмотанные тряпками вальки весел и уключины не издавали ни единого звука.
Через полчаса тьма впереди сгустилась, стали видны тяжелые обводы турецких кораблей. Еще несколько бесшумных гребков и над головами запорожцев нависли крутые борта фрегатов Гассан-паши.
Сайленс! Теперь тихо! прошептал Поль Джонс.
Перебирая руками по доскам обшивки, все трое вели ялик вдоль корпуса флагманского турецкого корабля.
Турки тоже не спали. Было слышно, как что-то грохотало на внутренних палубах, как переговаривались между собою матросы. Видимо, ради маскировки на верхних палубах не было зажжено ни одного фонаря.
Вот, наконец, нос корабля.
Стоп! скомандовал Поль Джонс.
Вынув из складок пояса кусок мела, он встал на банку ялика и, дотянувшись возможно выше до досок обшивки, написал крупными буквами на отвесе борта:
«СЖЕЧЬ. ПОЛЬ ДЖОНС».
Потом сильно оттолкнул ялик и приказал:
Назад!
Утром капудану Гассану вахтенные донесли о надписи.
Поль Джонс? воскликнул Гассан. Я слышал об этом неверном инглези. Но откуда он мог взяться у русских?
После утренней молитвы капудан сам осмотрел надпись. Лицо его налилось темной кровью.
Я повешу его на рее его собственного корабля, клянусь аллахом! Канониры! Готовить орудия к бою!