Вам ли говорить о русских людях! Кто вы Шотландец? Швейцарец? Ещё одно слово и я прикажу вас арестовать! разбрызгивая слюни, надрывая свой старческий голос, кричал в ответ генерал-лейтенант Леонтьев.
Командующий хотел проучить этого мальчишку Норова. Баловня судьбы, не по чину смеющего говорить с самим командующим. Был бы Норов не гвардейцем, а простым армейским офицером Леонтьев бы уже давно предал бы его суду. Нашел бы за что. Но генерал-лейтенант понимал, что найдутся люди, которые заступятся за Норова.
А ещё Леонтьев понимал, что в этом споре мальчишка его переиграл. Если гвардия возьмёт Перекоп таким малым числом воинов, то неминуемо будут большие потери среди элитных русских воинов. С генерала за них спросят. Гвардия все больше превращалась из только лишь боевого подразделения в политическую силу, с которой многие заигрывают.
Если сейчас, феноменально удачно начавшуюся атаку гвардии, турки отобьют, то с генерала опять спросят: почему он вовремя не поддержал так хорошо начавшийся штурм крепости. И ведь найдутся те, кто доложит на верх обо всем, что тут происходило. Тот же генерал-майор Лесли сделает это.
Леонтьев видел, что он должен поддержать не менее, чем тремя полками штурм Перекопа. И сделать это нужно было ещё минут двадцать назад. Сейчас же уже нужно пускать в бой большую часть армии. Он уже проиграл. Леонтьев проиграл спор. Так почему бы всё-таки не выполнить свой долг перед Отечеством?
Генерал-майор Лесли, ваша дивизия готова выступить прямо сейчас? с суровой обречённостью спросил генерал-лейтенант.
Готовы, господин генерал-лейтенант! мгновенно выдал ответ Лесли.
Генерал-майор Фермор, распорядитесь передать господину Лесли из вашей дивизии два полка уланов! отдал ещё один приказ генерал-лейтенант.
Юрий Федорович Лесли, не медля, развернул своего
коня, направляясь на восток, где уже готовая к бою была его дивизия.
Сам же генерал-лейтенант так же решил приблизиться к месту сражения. После же можно будет сказать, что он участвовал, даже командовал штурмом. Важно только «посветить лицом», да и смелость свою показать.
При Леонтьеве всегда находился единственный к этому времени, недавно сформированный, полк кирасиров. Генерал-лейтенанту нравилось, как грандиозно выглядит любой его выезд в сопровождении таких молодцов. Так что он быстро приказал собрать собственное охранение, намереваясь одним из первых, к сожалению, скорее всего, после гвардейцев, войти в крепость.
Если после правильно подать эту информацию государыне, то многое спишется, не будет учтено плохое, а хорошее можно чуточку и подправить в нужную сторону. Императрица, да и большинство придворных, любят блеск побед. До такой степени, чтобы от этого блеска щурились глаза и не были видны все допущенные ошибки, ручьи крови и финансовые потери.
Даже будучи стариком, Леонтьев прекрасно держался в седле. Он ехал в окружении сверкающих на внезапно появившемся солнце доспехов кирасир. Генерал-лейтенант старался быть величественным и делать вид, будто держит ситуацию под контролем. Словно всё то, что сейчас происходит, и есть гениальный план великого тактика и полководца.
Шагов за двести кирасирский полк приостановился. В воротах, ведущих в Большой город, или в Большую крепость, было сущее столпотворение. Леонтьев скривился. Он видел, как рвутся в бой башкирские воины, как они относительно организованно, по два всадника, проникают внутрь крепости. Процесс этот всё равно занимал немалое время. Ещё более трёх сотен башкир стояли в очереди.
А сверху, на стенах, всё ещё кипел бой. Стена не взята под полный контроль отрядами гвардейцев. И не сделано это, скорее, потому, что защитников крепости было численно намного больше. Гвардейцы отстреливались, используя пики, постепенно, метр за метром, отжимали у турок стену. Но процесс этот был бы ещё очень долгим и сулил бы многие и многие потери, если бы уже не стали действовать башкиры, растекаясь малыми отрядами вдоль стены внутри периметра крепости.
Кашин был примерно в центре того участка стены, который пока удавалось держать под контролем гвардии. Благодаря слаженной работе гвардейцев и большому количеству пистолетов у них пока удавалось нивелировать численное преимущество врага. Но был риск того, что скоро порох и пули закончатся. Настолько много стреляла гвардия.
Подпоручик Иван Кашин мог бы подумать о том, что эта волокита на стене это даже не про то, что необходимо взять всю крепость под контроль имеющимися силами. Это про то, что нужно выиграть время. Дождаться прихода подкреплений. И тогда численное превосходство будет уже на стороне русской армии.
У Кашина была своя задача. Когда все взоры гвардейцев были обращены по сторонам, когда внутри отвоёванной стены только тем и занимались, что маниакально быстро перезаряжали свои пистолеты и фузеи, чтобы сменить братьев по оружию впереди, Кашин направил огромное турецкое нарезное ружьё на север.
Ружьё было штуцером, но в полтора раза больше, чем те, с которыми Кашину пришлось уже работать. Удержать такое оружие, чтобы произвести прицельный выстрел, было невозможно. Так что Ивану пришлось облокотить его на выступы крепостной стены.